Когда король губит Францию - [75]

Два дня спустя гарнизон Бретея, гордо вскинув головы, вышел из крепости, и с кошелями, набитыми французским золотом, отправился на соединение с войском его высочества Ланкастера. А королю Иоанну придется отстраивать замок Бретей за свой собственный счет. Так окончилась эта осада, которая, по мысли Иоанна II, должна была навеки остаться в памяти людской. А он еще имел наглость уверять нас, что без его штурмовой башни соглашение было бы заключено не так быстро.

Глава III Вассальная присяга Феба

А я вижу, вы, Аршамбо, все оглядываетесь на Труа? Не правда ли, прелестный городок, особенно этим утром, весь залитый лучами солнца. Ах, великая удача для любого города, если в нем увидел свет будущий Папа. Ибо все эти прекрасные отели и дворцы, обступившие ратушу, которыми вы здесь любовались, а также церковь Святого Урбана, подлинная жемчужина новейшего зодчества, не скупящегося на витражи, да и многие другие здания, так восхитившие вас своими пропорциями,– всем этим город обязан тому, что Урбан IV, занявший престол святого Петра почти сто лет назад, и всего только на три года, увидел свет Божий в Труа, в жалкой лавчонке, там, где возвышается сейчас церковь. Вот это-то и принесло городу славу и послужило как бы толчком к его благосостоянию. Ах, если бы фортуна улыбнулась так нашему дорогому Перигё... Впрочем, не хочу больше об этом говорить, а то вы, чего доброго, решите, что я ни о чем другом и не думаю...

Теперь я знаю, какой путь избрал дофин. Он следует за нами и завтра будет в Труа. Но до Меца он доберется через Сен-Дизье и Сен-Мигель, а мы проедем через Шалон и Верден. Во-первых, потому, что у меня есть в Вердене одно дело – я там кафедральный каноник,– а еще потому, что я отнюдь не желаю, чтобы хоть кто-нибудь мог вообразить, будто я с умыслом стремлюсь присоединиться к свите дофина. Мы будем держаться на небольшом расстоянии друг от друга и можем в любую минуту обменяться посланиями, на что уйдет всего один день или чуть больше, а потом, нам легче и быстрее будет поддерживать связь с Авиньоном.

Что такое? Я обещал вам что-то рассказать и позабыл? А-а... о том, что поделывал Иоанн в Париже в те четыре дня, когда он отлучался из-под Бретея?..

Он принимал вассальную присягу на верность от Гастона Феба. Да это же для короля Иоанна неслыханная удача, можно сказать, победа, вернее, победа канцлера Пьера де Ла Форе, который терпеливо и искусно подготавливал это событие. Ибо Феб доводится зятем королю Наварры, и угодья обоих лежат по соседству на пороге к Пиренеям. А ведь об этой присяге речь шла с самого начала царствования Иоанна. И добиться этого как раз тогда, когда Карл Наваррский находится в темнице, значило не только повлиять в желательную сторону на ход событий, но и изменить взгляд большинства европейских дворов на Францию.

Разумеется, вы немало слышали об этом Фебе. О нет, не только прославленный ловчий, но также и турнирный боец на копьях, человек, известный своей начитанностью, прославленный зодчий и, сверх того, прославленный соблазнитель. Прямо скажу: великий государь, вся беда которого заключалась в том, что государство у него слишком мало. Уверяют, что он самый красивый мужчина во всей Франции, с чем я охотно соглашаюсь. Высокий и такой сильный, что может свалить медведя... да-да, медведя, племянник, что он и делал неоднократно!.. Ноги точеные, ляжки стройные, широкие плечи, лицо ясное, а когда улыбнется, так и блеснут белые, как кипень, зубы. И в довершение густейшие волосы цвета меди, пламенеющее руно, волнистое, спускающееся до плеч, словно корона, данная самой природой, вся светящаяся на солнце, почему он и взял себе в качестве эмблемы солнце, так же как и имя Феб, которое, впрочем, писал через «э» – Фэб, ибо в те времена он еще не знал по-гречески. Никогда не носит шляпы и ходит круглый год с непокрытой головой, подобно древним римлянам, что не в наших обычаях.

Я как-то навещал его. Ибо он был столь любезен, что все значительные люди христианского мира бывали при его маленьком дворе в Ортезе, который он сумел превратить в блестящий двор. Когда я был у Феба, там находились также один пфальцграф, один из прелатов короля Эдуарда, первый камергер короля Кастильского, не говоря уже о знаменитых лекарях, художниках и ученых-правоведах. Всех их принимали по-царски.

Только у одного лишь короля Лузиньяна Кипрского на моей памяти был столь же блестящий и влиятельный двор при таких же крошечных размерах королевства, но зато благодаря выгодным торговым операциям Лузиньян Кипрский располагал куда более значительными средствами.

У Феба очаровательная манера – быстро перечислять то, чем он владеет: «Вот мои охотничьи собаки... вот мои лошади... вот мои любовницы... вот мои незаконные дети... слава богу, мадам де Фуа чувствует себя отменно. Вы ее увидите нынче вечером».

Вечерами на длинной галерее, выбитой в одной из боковых стен его замка, откуда сверху видны горные отроги на горизонте, собирается весь двор и прохаживается в роскошных своих одеяниях, любуясь, как на Беарн опускаются синеватые сумерки. Тут и там в огромных каминах пылают поленья, а стена между каминами покрыта фресками, где изображены охотничьи сцены,– работа живописцев, выписанных из Италии. Если гость не захватил с собой все свои драгоценности и лучшие свои одежды, решив, что его пригласили в маленький, затерянный в горах замок, он будет чувствовать себя не слишком ловко. Я это вам к тому говорю, что, если вам случится в один прекрасный день побывать там... Мадам Агнесса де Фуа родом из Наварры, она сестра королевы Бланки и почти такая же красивая,– вся сплошь заткана золотом и жемчугами. Говорит она мало или, вернее, об этом можно догадаться, боится говорить. Зато охотно слушает менестрелей, которые поют «Aqueres mountanes» – сочинение ее супруга, а беарнцы хором подхватывают припев.