Когда цветут камни - [71]
— Противник ведет себя тихо. У него тихое помешательство, — шутя сказал Бугрин по телефону командующему фронтом. А в душе жила тревога: по всему видно, армия будет действовать на главном направлении; чем черт не шутит, вдруг она запнется на первых же шагах, и тогда…
Положив трубку, Бугрин признался себе, что никогда за всю войну, даже в обороне Сталинграда, в дни самого яростного напряжения, он не волновался так, как сейчас: Берлин — столица фашистской Германии, а не какой-нибудь захолустный городишко.
Конец войны не за горами. Девяносто девять раз поднимался солдат в атаку, а вот сотая, последняя атака не покажется ли ему опасной? Да и враг в этом последнем сражении, перед верной гибелью, будет огрызаться.
— Прошу разрешения войти, — прервал думы Бугрина голос Скосарева, неожиданно прибывшего на НП.
— Можно, — ответил Бугрин, — я еще не сплю.
— Вижу, волнуешься.
— Зачем же? Сам видишь, какое укрытие саперы отгрохали: шесть накатов над тобой, светло, тепло и мухи не кусают. Вот сижу тут и чай пью. Волнением, как говорится, гору не свернешь.
— А я, признаться, разволновался… Надо категорически запретить всякое движение по ходу сообщения к наблюдательному пункту. Взад и вперед снуют телефонисты, радисты и совсем посторонние стрелки. Я не взял с собой даже адъютанта — все-таки это наблюдательный пункт командарма. Вслед за такими беспечными разгильдяями может пробраться и шпион-диверсант… Швырнет гранату — и войска без командарма.
— Это полбеды, у командарма есть заместитель…
— Таких шуток я не принимаю… Как хочешь это расценивай, но я прикажу коменданту поставить четыре поста дополнительно. Иначе к утру тут разведут целый базар.
— Спасибо… Адъютант, принеси-ка еще одну чашку. Выпей густой заварки и успокойся.
— Едва ли меня твоя заварка успокоит. До начала всеобщей атаки остались считанные часы, а у нас еще нет полной картины расположения резервных частей противника. Мы ничего не знаем о группировке войск на левом фланге. Только что читал показания пленных: они ни черта не могли сказать об организации огневой системы на Зееловских высотах: тайна тайн, держат в секрете даже от ротных офицеров. Пленные о наших войсках знают больше, чем о своих. Это нас должно волновать. Я тебя не узнаю.
— Я тоже не узнаю тебя, — улыбнувшись, заметил Бугрин. — Но если ты внимательно читал показания пленных, то должен был уловить существенное обстоятельство: солдаты и офицеры противника боятся нашего наступления.
Скосарев тоже улыбнулся и напомнил:
— Перед Иенским сражением Наполеон говорил: «Не верю послам противника, когда они называют мои полки непобедимыми».
— Так… Что же ты предлагаешь? — помолчав, спросил Бугрин.
— По всей вероятности, наша армия будет наносить главный удар… Разреши мне изложить свои мысли по этому поводу. Я заготовил вариант боевого приказа.
— Слушаю.
— От первого успеха зависит многое. Я предлагаю…
И генерал Скосарев, развернув карту, принялся излагать свои мысли. Вначале он говорил о противнике, потом о задачах своих войск. Говорил четко, ясно, лаконично. Бугрин слушал его и думал: «Как хорошо оформлена карта — смотри, любуйся и завидуй! Прямо художник! Подсчитал, сколько снарядов и каких именно калибров должны израсходовать артиллеристы на каждый гектар главного и вспомогательных направлений. Расчет весьма реальный и убедительный».
— Все у тебя хорошо, все правильно, даже слишком подробно изложены задачи частей, — как бы между делом заметил Бугрин. — Настолько подробно, что кажется, командирам не о чем думать, за них начальство уже все продумало… Но ничего, ни один приказ не отбирает у командира инициативы.
— Боевые порядки подразделений на главном направлении, — продолжал Скосарев, — надо строить, я думаю, так: в центре — углом вперед, на флангах — уступом вправо и влево.
— Не возражаю, но пусть сами командиры полков и батальонов решают такие вопросы на месте, в час рекогносцировки.
— Разумеется. Но мы обязаны рекомендовать.
— Не будем. Ты должен помнить, как Энгельс высмеивал подобные рекомендации в русской армии. В ту пору действительно всем командирам давали несколько постоянных схем, и они руководствовались ими без учета условий местности и сил противника. Это была, как писал Энгельс, глупая система, рассчитанная на бездумных командиров.
— Конечно, помню. Однако…
— Никаких «однако», бездумных командиров не терплю. К тому же на этот раз в наступлении будут участвовать штурмовые отряды, а у них своя тактика.
— Вот это, товарищ командир, меня больше всего и волнует. Предвижу, что штурмовые отряды внесут путаницу в боевые порядки и нам трудно будет осуществлять взаимодействие на поле боя.
— Вот ты уже заранее приписываешь штурмовым отрядам срыв взаимодействия. И совершенно напрасно. Завтра я собираю артиллеристов, танкистов, авиаторов и командиров стрелковых соединений специально по этому вопросу. Твои предвидения и опасения оставь пока при себе. Не возмущайся! Если перед Зееловскими высотами противник прижмет наших людей фланговым огнем к земле, то мы будем бросать вперед штурмовые отряды — они способны вести круговой огонь и двигаться вперед. Поддержат ли их роты и батальоны? Не забудь — скоро конец войны. Уцелеть теперь каждому хочется в десять раз больше, чем в начале войны… Спасибо за добрые советы и расчеты, но, я вижу, о самом главном ты не размышлял… Очень мало, коль ни словом не обмолвился о штурмовых отрядах за целый час нашей беседы… Вот о чем я больше всего пекусь, не говоря уже о предстоящем штурме Берлина. Это особая тема, и ее будем рассматривать в деталях, когда подойдем к Берлину… Если у тебя нет других вопросов, то прошу быть на своем месте…
Тематика сборника известного писателя И. Г. Падерина разнообразна: рабочий класс (повесть «На Крутояре»), солдаты Великой Отечественной войны, плодотворно работающие в настоящее время (повести «Ожоги сердца» и «Не уходя от себя»), прошлое нашей Родины (очерки).
Горит земля, горят камни, железо… Огонь выкатывается на воду, и пламя пляшет на стремнинах реки… Так бывает в момент вулканических извержений. Об этом ребята знают из книг или кино. А Косте Пургину, главному герою этой повести, довелось не только видеть, но и быть в круговороте такого огня, где в самом деле горели камни, железо и воспламенялась река: он очевидец и участник великого сражения советских войск с фашистскими захватчиками на улицах Сталинграда летом и осенью 1942 года. В ту пору Косте Пургину было одиннадцать лет.
В книгу вошли повести и очерки прозаика Ивана Падерина, в которых отображены события периода Сталинградской битвы. Главные герои повестей и очерков — наши воины, наш советский народ, сумевший выстоять и победить врага в этом крупнейшем сражении века.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.