Когда цветут камни - [63]
Последнее слово Бугрин произнес шутливо, но никто из офицеров резервной дивизии, присутствующих на разборе тактических учений, не улыбнулся. Они сознавали, какое глубокое понимание военного дела требуется, чтобы руководить действиями групп захвата, закрепления, прикрытия, обеспечения и всего штурмового отряда, ведущего «бой за сильно укрепленный квартал крупного города». Именно так и сформулирована была тема учений.
— Осмысливать ход боя командир обязан истинно по-главкомовски. Не бойтесь этого слова. Я буду рад, если в каждой дивизии появятся таких главкомов сотни, — значит, есть у нас порох в пороховницах. Но главная сила штурмового отряда — люди, — подчеркнул Бугрин, — автоматчики, пулеметчики, саперы, водители танков, расчеты орудий и минометов. От них зависит все. И если командир хорошо подготовил их, можно не сомневаться — задача будет выполнена.
Закончив беседу с офицерами резервной дивизии, Бугрин направился на Одерский плацдарм. Там расположены главные силы армии, но дела с формированием штурмовых отрядов идут не очень-то гладко.
Так сказал Бугрину начальник отдела боевой подготовки штаба армии. Впрочем, на гладкое Бугрин и не рассчитывал. Он хорошо помнил, как трудно было в первые дни обороны Сталинграда сломить упорство отдельных командиров, не желающих рассыпать роты и батальоны на мелкие штурмовые группы. Привыкли к старым порядкам в полках, вот и все. Никаких других причин не было. А когда Бугрин стал нажимать на них, то посыпались жалобы в штаб фронта: «Бугрин дезорганизует войска». Из штаба полетели запросы: «В чем дело?», «Кто разрешил?», «Прекратить!». Пришлось обращаться за помощью к Военному совету фронта. Там лучше понимали природу уличного боя, и упрямство косных людей было сломлено.
Теперь таких рутинеров в армии стало значительно меньше, но они еще встречаются. Ох как морщатся командиры танковых и артиллерийских полков! Понять их можно: провел командир свой полк через всю войну, а теперь, у Берлина, изволь раскидывай танки по отрядам. Конечно, досадно. Но это крик сердца, не разума.
Не сегодня, так завтра придется докладывать Военному совету фронта о готовности армии.
…Невдалеке маячили развалины старинного немецкого города Рейтвейн. Бугрин, поглядывая на них, прикидывал в уме: «Эти развалины — самое подходящее место для боевой подготовки штурмовых отрядов. Хорошее учебное поле — и пустует. Нет, там кто-то есть уже… Вон зеленеют каски. Вон сидит на груде камней Корюков. Но где танки, где орудия? Неужели ему еще не дали ни танков, ни артиллерии? Безобразие!..»
И тут же понял, что беспокоился зря: есть, оказывается, у Корюкова танки и орудия.
Пехотинцы помогли танкистам замаскироваться так искусно, что издали трудно было отличить танк от бесформенной груды камней и щебенки. Саперы, минометчики, стрелки, автоматчики, связисты умеют использовать для маскировки любой подручный материал, для них маскировка — что для танкистов броня.
— Ну как, готов? — спросил Бугрин, подъехав к Корюкову.
— Заканчиваем штурм «имперской канцелярии».
— Вон как, сразу за «канцелярию» взялся. Ну-ка, давай повтори.
Корюков дал сигнал, и перед глазами Бугрина, как из-под земли, возникли солдаты. Трудно было сказать, где они прятались до этой минуты, в каких норах укрывались.
— А что это за каски зеленеют там?
— Это отступающий противник, — ответил Корюков.
— Так, так… Ну, давай начинай сызнова.
— Только, товарищ командующий, попрошу вас в укрытие, а то, знаете, может рикошетом…
— Нет уж, посади командиров в укрытие, а мне дай автомат, и пусть посмотрят, гожусь ли я еще в солдаты.
Начался повторный «штурм». Бугрин, перебегая вместе с солдатами от укрытия к укрытию, толкая орудие или прикрывая танк от фаустников, старался внести замешательство то в группе захвата, то в группе закрепления. Но ничего из этого не получилось.
У стен «имперской канцелярии» он устало присел на камень.
— Отбой! — И пригласил солдат на перекур. Пачка «Казбека» была тут же опустошена. Из деликатности солдаты оставили в ней две папиросы…
В воздухе что-то зашелестело, захрустело, словно большой лист пергамента на яростном ветру. Солдаты, дымя папиросами, всматривались в синеву весеннего неба. Там происходило что-то непонятное. Небольшой самолет с короткими крыльями, отделившись от тяжелого немецкого бомбардировщика, не долетевшего до полосы заградительного огня наших зенитчиков, взвился на огромную высоту, затем перевернулся и устремился вниз отвесно… С визгом и скрежетом он врезался в землю недалеко от понтонного моста через Одер. Раздался сильный, сотрясший всю долину взрыв.
— Промазал!.. — как ни в чем не бывало сказал пулеметчик Рогов. — Это самолет-снаряд, товарищ генерал. Говорят, немцы такими штуками управляют по радио.
— Не знаю, может быть. Кто вам говорил?
— Наш летчик.
— Какой ваш летчик? — Бугрин с удивлением поглядел на Корюкова.
— В нашем полку, товарищ командующий, есть представитель от авиации. Изучает тактику уличных боев, — пояснил Корюков.
— Хороший летчик, вместе с нами на кухню за обедом ходит, — уже ради шутки добавил Рогов.
Глядя на веселые лица солдат, Бугрин тоже повеселел:
Тематика сборника известного писателя И. Г. Падерина разнообразна: рабочий класс (повесть «На Крутояре»), солдаты Великой Отечественной войны, плодотворно работающие в настоящее время (повести «Ожоги сердца» и «Не уходя от себя»), прошлое нашей Родины (очерки).
Горит земля, горят камни, железо… Огонь выкатывается на воду, и пламя пляшет на стремнинах реки… Так бывает в момент вулканических извержений. Об этом ребята знают из книг или кино. А Косте Пургину, главному герою этой повести, довелось не только видеть, но и быть в круговороте такого огня, где в самом деле горели камни, железо и воспламенялась река: он очевидец и участник великого сражения советских войск с фашистскими захватчиками на улицах Сталинграда летом и осенью 1942 года. В ту пору Косте Пургину было одиннадцать лет.
В книгу вошли повести и очерки прозаика Ивана Падерина, в которых отображены события периода Сталинградской битвы. Главные герои повестей и очерков — наши воины, наш советский народ, сумевший выстоять и победить врага в этом крупнейшем сражении века.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.