Когда был Ленин мумией - [22]

— Я так понимаю, это беднейшие слои среди присутствующих? И, очевидно, самые угнетенные? — уточнил Ленин.

Пожав плечами, Пирогов повел его дальше, говоря на ходу:

— Беднейшие — возможно, хотя все мы тут обитаем по принципу «оmnia meum mecum porto»: все свое ношу с собой. А вот насчет угнетенных, не скажите. Вообразите — и у чинчорро, и у чирибайя был свой первобытный социализм. Тот самый, что упомянут в известных сочинениях господ Фурье и Оуэна. В каждое захоронение клали равное количество утвари. Без богачей жили, да-с.

Ильич жадно впитывал каждое слово.

— Впрочем, все это уже философия, — спохватился Пирогов. — Давайте все-таки сделаем маленький крюк, я вам настоящее чудо покажу.

И он затащил Ленина в левый угол зала, где на каменной плите, вытянувшись во весь рост, лежало завернутое в тяжелый саван тело и сладко дрыхло. Рядом, сложив ноги витиеватым кренделем, торчала маленькая, размером с русскую борзую, серебряная статуя. Спящий в саване умудрился удобно притулить голову на ее острую светящуюся коленку.

— Извольте взглянуть на прелюбопытный феномен: Пандита Хамбо-лама Даши-Доржо Интигилов 12-й. Бурятский хамбо-лама, — возвестил Пирогов. — Заснул однажды и просыпаться не пожелал. Однако разлагаться вот уже полвека тоже не спешит, хотя бальзамированию тело подвергнуто не было. Впрочем, это частое явление среди буддистов. Видите рядом серебряную статую? И не статуя это вовсе, а настоятель вьетнамского монастыря Ву Кхак Минь. Как и его коллега, однажды погрузился в молитву — и вот уже триста лет так сидит. Во Вьетнаме стопроцентная влажность, казалось бы, тело должно набухнуть и сгнить. А оно вопреки всем законам природы наоборот усохло. Мумия весит 7 кило: я сам проверял.

— Неужели это не статуя? — не поверил Ильич. — А почему тогда такой странный цвет?

— Ученики покрасили серебряной краской — чтоб мухи не беспокоили.

Нетленные буддисты Ильичу активно не понравились. Аморфная равнодушная, удовлетворенная своим растительным существованием, масса. Таких не спросишь: с кем вы, товарищи? Им, должно быть, совершенно все равно, чья власть нынче на дворе.

И он шагнул было прочь, но тут же подскочил на месте, как ошпаренный. Из ниши, скребя по каменному полу когтями, выползло что-то черное, изможденное, с длиннющими, проступившими сквозь кожу, зубами. Тело существа напоминало панцирь черного омара, густо покрытый лаком.

— Испугались? — усмехнулся Пирогов. — Я тоже в первый раз шарахнулся, как лошадь перед запаленным фитилем. А сейчас ничего, привык. Это фанатики религиозные.

— Из Африки, очевидно? — спросил Ильич, с опаской подбирая ноги.

— Нет, нет, из Азии — японцы, школа сингон. Монах Кукай основал. У них, представьте, такая навязчивая идея — сделать из себя мумию еще при жизни, своими же руками. Для этого монахи сингон едят крайне мало и только пищу, исключающую крахмал, а пьют исключительно сок смолистого дерева. Изможденному организму ничего не остается, как перейти на потребление собственных тканей. Уже полумумиями они берутся медитировать — и незаметно переходят в мир иной.

— Отчего ж так черны?

— Смола-с. И еще лак, которым их покрывали после смерти для пущей сохранности.

«А вот такие индивидуумы нам нужны! — с облегчением подумал Ильич. — Бесценное подспорье. Если хорошенько прочистить им мозги, можно опереться на них так же спокойно, как на латышских стрелков. Надо только повернуть их фанатизм от бога в сторону революции, а уж жертвовать собой ради идеи они и так умеют».

— А с самим Кукаем нельзя познакомиться поближе? — спросил он вслух, понимая, что если что — лучшей кандидатуры для начальника загробного ЧК и не придумать.

В замешательстве покачав головой, Пирогов сказал, что с монахами сингон никогда не общался. И вообще им надо торопиться — мест в камерах, возможно, уже не осталось. Повинуясь его указаниям, Ильич прошел еще немного вперед, до проема в стене и пригнул голову, чтобы пролезть в чрезвычайно узкий коридор.

— Отсчитываете ровно 23 шага, — предупредил хирург, — после чего сразу поворачиваете вправо. Умоляю, будьте предельно точны. Впереди — смертельная ловушка.

Глава 14. Распальцовка по понятиям

Коридор оказался скорее шахтой, круто ведущей куда-то вниз. Настороженный Ильич сначала шарил по стене рукой, потом нащупывал пол ногой — так что продвигались они довольно медленно. Тишина вокруг царила запредельная, звенящая: такой Ленин не знавал даже ночью в Траурном зале.

— Двадцать один, двадцать два, — отсчитывал в самый его затылок Пирогов. — У вас двадцать третий шаг, дальше не ступайте, там бездонный колодец! Поворачивайте в проход.

И опять они тащились, как два беспомощных слепца, по невидимой стенке, на этот раз куда-то вверх.

— Понастроили ловушек и обманных ходов для расхитителей гробниц, а план, вообразите, за давностью веков утеряли, — жаловался Пирогов, учащенно дыша. — Вот и приходится брести почти наугад. По моим расчетам, за следующим поворотом погребальные камеры должны бы и начаться. А ну коли нет? Как будем выбираться из этих пирамидных недр?

К счастью, его опасения оказались напрасными. Едва повернув, они увидели впереди широкую щель, из которой бил свет, и услышали громкий нахрапистый голос, интонации которого показались Ильичу смутно знакомыми. Через десять шагов выяснилось, что свет исходит из щели в проеме, неплотно задернутом не первой свежести занавеской, украшенной многочисленными крестами в кругах.