Когда боги уходят - [42]

— Ты, вообще-то, рвался им стать, — припомнил Андрей.

— Рвался, не рвался — какая разница? Все равно я уже пожалел.

Час или два ехали молча.

— Нет, ну всё-таки какой из меня спаситель? — воскликнул Ланс.

Андрей не захотел поддержать разговор, поэтому следующий час друзья вновь провели в молчании.

— Как ты думаешь? — внезапно спросил маг.

— Головой, — подумав, ответил Андрей.

— Гм, я тоже, — подумав, согласился маг.

В вышине пронзительно крикнул орёл, потом завалился на крыло и по спирали закружил над степью, ловя потоки воздуха, чтобы подняться повыше — дальше от однообразной, невеселой земли.

Когда птица пропала за горизонтом, маг вновь спросил:

— И всё-таки?

Андрей, опять задремавший, поднял голову и посмотрел на друга:

— Чего?

— Я говорю, как ты думаешь, мы справимся?

— С чем?

— Да ты меня совсем не слушал! — вспылил Ланс.

— А ты и не говорил, — спокойно пожал плечами Андрей.

— Да? — Маг склонил голову набок. — А мне казалось, я говорил с тобой часа три без остановки!

— И о чем же? — уныло спросил юноша.

Кейвак углубился в сундук с воспоминаниями, но не нашел нужных.

— Не помню что-то, — признался он и потер влажной ладонью лоб.

— У тебя бред, — констатировал Андрей. — Выпей воды, что ли?

— Бред — это когда разговариваешь вслух! — возразил маг.

— А у тебя молчаливый бред, — хихикнул юноша.

Ланс демонстративно отвернулся и стал что-то с любопытством разглядывать. Это что-то было на горизонте, а любопытство — деланным.

Прошло ещё два часа. Наконец, Ланс обратился к другу:

— Андрей?

— Что?

— Ты там не спишь случайно?

— А как сам-то думаешь?

— Я хотел у тебя кое-что спросить.

— Ну спрашивай, коли уж…

— Ты считаешь, мы выполним миссию?

— Ты про Арманнис? Не знаю. Надеюсь, выполним.

Кейвак полностью удовлетворился ответом и снова замолчал. Солнце, весь день катившееся по своей древней как вселенная дороге, коснулось горизонта, далекого и близкого одновременно. Длинные тени всадников устало догоняли хозяев, из последних сил переставляя ноги по блеклой, выцветшей, потерявшей сок и всякую надежду на дождь траве. Небо стремительно меняло окраску, становясь всё темнее и глубже, а на западе — разгораясь пожаром. Светило погружалось в степь, чудовищно увеличенное призмой воздуха, пока не исчез последний лучик.

И сразу же откуда-то сверху на землю свалилась ночь, прохладная, тихая и безжизненная.

Андрей и Ланс, уронив головы на грудь, сопели в безмятежных снах. Им снились Буздыганские горы, утопающие в цветах, покрытые одеялом лесов, украшенные жемчужными ожерельями ручейков, весело прыгающих по камням. Снились чудесные нимфы, задорно смеющиеся и дарящие ослепительные, пылающие, страстные воздушные поцелуи. Снилось, как Андрей и Ланс гоняются за нимфами, желая поймать их, поймать и испить радость из их алых губ, но те постоянно убегают, продолжая задорно смеяться. Смех отражается от скал и разносится музыкой над лесом, и на душе так спокойно, так приятно, сладко…

Андрей прыгает между деревьями, как маленький, едва познавший радость жизни олененок. Он веселится, пытаясь догнать постоянно ускользающую красавицу-нимфу. Она смеется, успевает увернуться, но не покидает юношу. Она дарит ему очередной воздушный поцелуй, и губы цветут в розово-алой улыбке. Андрей, наконец, изловчился и поймал нимфу. О боже, как она прекрасна! Лицо — его невозможно описать словами; плавные, гибкие, упругие линии обнаженного тела сводят с ума, вскипает кровь от возбуждения.

Андрей протягивает руки и нежно обнимает лицо нимфы ладонями. Он шепчет ей, что любит, до беспамятства любит её и готов отдать жизнь, лишь бы вечно быть с ней. Нимфа отвечает, что тоже любит Андрея, тоже готова на всё ради него. Андрей привлекает её, мгновение любуется прекрасным цветком губ, а потом целует…

Точнее, хочет поцеловать, но нимфа почему-то сопротивляется.

— Убери-ка от меня руки, приятель, — отвечает она, и в её голосе Андрей узнает голос Ланса.

— А?

— Говорю, руки свои шаловливые убери! Рад, конечно, что ты меня так ценишь, но, знаешь ли, я не… к-хм… В общем, заканчивай с этим.

Андрей очнулся. Он обнаружил, что сидит на земле, а рядом на корточках присел маг.

— Сон! — воскликнул Андрей. — Черт тебя побери, Ланс, ты мне такой сон угробил!

— Представляю, — протянул маг, кивая.

— Мне снилась девушка небесной красоты! О боже, да я готов заложить душу дьяволу, лишь бы переспать с такой красоткой!

Ланс поднялся.

— М-да, — крякнул он, вздернув бровь. — Никакой ты не романтик, а просто жалкий, похотливый тип. Разве же можно так говорить о девушке небесной красоты?

— Ты бы видел её, — ответил Андрей, поднимаясь с земли.

— Ну, могу представить. Судя по тому, как страстно ты хотел меня поцеловать…

— Я хотел тебя поцеловать? — вскричал юноша, не веря другу и своим ушам. — Дела…

— Ладно, оставим эту тему, — закончил маг. — У нас проблема.

Андрей поспешно оглянулся по сторонам, но не заметил ничего подозрительного. Он вопросительно уставился на мага.

— Я бы даже сказал, две проблемы, — добавил Ланс. — Взгляни на коней.

Теперь юноша увидел, что коней поблизости нет. Само по себе это было довольно необычно. Напрягая зрение, он в ночной темноте с трудом различил два силуэта, удаленных шагов на пятьдесят. Луна ещё не озарила степь своим светом, и сказать наверняка, были ли те силуэты Лопастью и Мергом, Андрей не смог. Кстати сказать, вскоре после приезда в Каргос юноша узнал, что у его коня есть имя — Лопасть. Раньше мысль, что непарнокопытных наделяют именами, как-то не приходила в голову. Он задал Родгану вопрос, отчего имя такое странное, на что учитель ответил, дескать, лопает много. Ланс на сбережения, доставшиеся от продажи трофеев, сумел выторговать себе неплохого жеребца, похожего на Лопасть, но с белым пятном на груди.