Когда бессилен закон - [14]

Джерри Флеминг был не из тех, кого можно запросто обойти. Он уже ожидал меня прямо за дверью. Джерри возглавлял уголовный отдел еще тогда, когда десять лет назад я покинул окружную прокуратуру. Каким-то образом он сумел сохранить за собой этот пост даже во время той чистки, которую устроил Рейнолдс, и я тоже оставил Джерри на месте. Толстый, хитренький Джерри Флеминг. Я был немало удивлен, когда после принятия офиса вдруг обнаружил, каким подхалимом являлся этот человек.

— Привет, Блэки! — сказал он.

Мое имя Марк Блэквелл. Люди, воображающие себя моими приятелями, зовут меня Блэки. Лишь немногие настоящие мои друзья знают, как я не люблю всякие прозвища и в особенности это.

Сначала выражение лица Джерри, как бы противореча вечерним новостям, было серьезно-торжественным, но затем он взял меня под руку и, ведя по коридору, перешел к делу.

— Если ты этого хочешь, Блэки, то я мог бы смягчить давление, которое оказывает на тебя пресса. Тебе нет смысла разговаривать с ними самому. Мне думается, что заведующему уголовным отделом больше пристало обсуждать…

— Спасибо, Джерри, но я разберусь сам. Я не могу прятаться от этого, даже если бы захотел.

Джерри поднял руки, изобразив жест отступления. Не хочу, мол, перехватывать у вас свет прожекторов, босс. Он даже не спросил, что я намереваюсь предпринять. Однако он все время шел рядом со мной, пока, направляясь к моему кабинету, который был расположен в дальнем углу прокуратуры, мы маневрировали в лабиринте помещений. Сослуживцы обязательно отметят, что Джерри Флеминг был первым, с кем я советовался в свой трудный час.

— Совещание сотрудников состоится в конференц-зале в девять часов, Джерри. Будут ты, я, Линда и еще два-три человека.

— Я обязательно приду.

Да я знаю, что ты придешь, Джерри, мысленно сказал ему я.

Благополучно доведя меня до тихой гавани, получив приглашение на встречу руководящих сотрудников, которая должна была состояться менее чем через час, Джерри не стал сопровождать меня в административные помещения. Они располагались в глубине улья окружной прокуратуры, рядом с черным ходом. Там же имелась небольшая приемная со столами двух секретарей. За ними были два кабинета: моего первого заместителя и мой. Когда я вошел, секретарши находились на месте, но дверь в кабинет моего заместителя была открыта, а само помещение пусто. Пэтти мне даже не пришлось спрашивать. Я лишь указал согнутым пальцем в сторону моей закрытой двери, и секретарша кивнула.

Линда Аланиз сидела за моим столом, изучая какой-то отпечатанный лист и делая на нем пометки. Стоило ей поднять на меня глаза, как она тут же вскочила и обежала вокруг стола. Однако, подойдя ближе, Линда помедлила. Я захлопнул дверь ногой и слегка приподнял руки. Линда сделала несколько шагов и обняла меня, прижавшись щекой к моему плечу. Это не было легкой дружеской лаской — это было крепким объятием, которое помогло мне обрести себя, свое собственное тело. Последние двенадцать часов я чувствовал себя так, будто был распылен в пространстве, а Линда вдруг обратила меня в твердое состояние и вновь сделала единым целым. Затем она немного неловко отступила, коснулась моей руки и отошла в сторону, склонив голову, словно не имела сил говорить.

— Я позвонила в тюрьму, и мне ответили, что ты добился его освобождения под залог, — наконец произнесла Линда. — Я очень сожалею, Марк. Ты прости меня…

— Ты абсолютно ни в чем не виновата. Это я во всем виноват. Должно быть, я и тебе устроил ужасную ночь.

Линда пожала плечами.

— Как Дэвид?

— В полном порядке. Дома. Вероятно, чувствует себя лучше, чем я. Он решил, что самое плохое уже позади.

Мы обменялись грустными взглядами. Из-за того, что Линда уже не поддерживала меня, я вдруг понял, как устал. Я чувствовал себя совершенно разбитым: ломота в пальцах, резь в глазах — как будто слишком долгое время без сна вконец иссушило меня. Я снова открыл дверь и крикнул:

— Пэтти, будь любезна, принеси мне кока-колы, пожалуйста.

— Кока-колы? — переспросила Линда, как только я опустился в кресло.

— Кофе я уже пил. Я всю ночь был на ногах.

Линда придвинула свое кресло поближе.

— Какой твой дальнейший план?

Она наклонилась в мою сторону, сложив руки вместе, что означало ее готовность к работе.

Мы с Линдой были партнерами по частной адвокатской практике и, так сказать, в личной жизни. Нередко двое или трое судебных обвинителей, одновременно уходящих из прокуратуры, открывают совместный офис. Но я не стал этого делать. Мне хотелось иметь своим партнером адвоката, который был бы уже опытен в делах защиты. Изучив все ходы и выходы в судебных залах, я, тем не менее, очень нуждался в знаниях о том, как защищать интересы клиентов. К будущему партнеру я предъявлял такие требования, как владение испанским языком и надежность, — мне нужен был кто-то, на чью поддержку я мог бы рассчитывать, кто не спасовал бы и в трудном деле.

Таким человеком оказалась она. Линда Аланиз была закоренелым адвокатом защиты. Никогда в жизни, даже ради эксперимента, она не помышляла о работе судебного обвинителя. Мы с нею выступали друг против друга в нескольких процессах и очень друг друга уважали. Но только став партнером Линды, я узнал, как напряженно она трудится и как изматывает ее работа. Может быть, именно поэтому после целого ряда лет сольной практики она согласилась на партнерство. Ей угрожала опасность выдохнуться — профессиональная болезнь защитников, особенно тех из них, кто по-настоящему предан своему делу.