Когда Америки не было - [41]

В 1787 году в один из речных городков в Кентукки пришел груз из Нового Орлеана: мука в дубовых бочках. Груз вызвал подозрения, ибо кентуккийцы сами поставляли муку на рынки Нового Орлеана и никак не нуждались в реэкспорте. Одна из бочек оказалась необычно тяжелой. Среди отборной пшеничной муки в ней обнаружилась кожаная сума с золотыми испанскими дублонами. Кому предназначались эти немалые деньги, долгое время оставалось загадкой.

Испанцы присвоили своему секретному осведомителю кличку «Агент № 13» и щедро платили за особо ценные сведения. Он был высокопоставленным офицером американской армии, уроженцем Мэриленда, перебравшимся затем в Кентукки. Здесь он безуспешно пытался заработать на торговле табаком и рабами, а в 1787 году в Новом Орлеане предложил свои услуги испанской короне. Американец согласился употребить все свое влияние, чтобы вывести штат Кентукки из федерального союза и сделать его испанской колонией.

«Агент № 13» был крайне осторожен и даже разработал собственный изощренный буквенно-цифровой код. В 1790 году предатель оказал важную услугу Мадриду. Правительство Вашингтона, пытаясь отыскать пути для торговых караванов от Атлантического побережья к берегам Миссисипи, отправило на запад две партии военных топографов. Получив шифровку из Кентукки, испанский губернатор Луизианы Эстебан Миро поднял индейские племена против американцев, произошли кровавые столкновения, и идея торговых караванов была заброшена.

Самый высокопоставленный шпион XVIII века при жизни не был раскрыт. Более того, он пользовался уважением среди генералитета и у самых видных политиков, включая президента Дж. Вашингтона и госсекретаря Т. Джефферсона. Только в середине XIX века в результате кропотливых архивных исследований историка из Нового Орлеана тайна выплыла наружу. Пока же первому правительству США приходилось решать иные насущные задачи.

Весной 1793 года на улицах прибрежных американских городов можно было видеть стройного брюнета из Парижа в новеньком белом мундире. О молодом французском дипломате позднее написал Редьярд Киплинг: «Он разъезжал по улицам на коне с таким видом, будто он тут хозяин, и громко призывал всех и каждого немедленно отправляться воевать с англичанами».

В прошлом мсье Эдмон Шарль Эдуар Жене (Genet) был французским поверенным при дворе в Санкт-Петербурге. Екатерина II его не жаловала: в глазах императрицы вольнодумцы, вроде Жене, были зачинщиками революционной смуты в Париже. Незавидное положение Эдмона Жене на берегах Невы не спасал даже тот факт, что он вырос в Версале, где две его старшие сестры были камеристками Марии-Антуанетты (и оставались с ней до дня ареста королевы).

Русская царица откровенно третировала посланника: она не принимала его и не приглашала на дворцовые празднества; придворные и министры следовали примеру своей государыни. Стоит отметить, что Жене не принадлежал к «жакобитам», как звали якобинских радикалов в России, а считался умеренным либералом-жирондистом. В официальном Петербурге республиканских тонкостей различать не желали, и дипломат пребывал в изоляции, с открытой слежкой за ним и перлюстрацией всей корреспонденции.

Вскоре Жене получил высочайшее предписание Екатерины покинуть пределы Российской империи, что он с величайшим облегчением исполнил. После себя посол оставил сбывшееся через десять лет мрачное предсказание. В одной из шифрованных депеш 1791 года Жене подробно информировал Париж о наследнике русского престола Павле Петровиче, сделав предположение, что «однажды он подвергнется той же участи», которая постигла его отца Петра III.

Ранее, будучи на своей первой дипломатической службе в Лондоне, совсем юный Эдмон Шарль высказал в частном письме другое пророчество, точнее, собственную мечту стать когда-нибудь гражданином молодой и многообещающей республики Нового Света и даже жениться на добропорядочной американке. Пожелание сбудется дважды.

Жители Соединенных Штатов восторженно встретили посланника республиканской Франции. Большинство американцев приняли известия о падении Бастилии и низложении короля с большой радостью, видя в них торжество того же дела, во имя которого они совсем недавно сражались с войсками британской монархии. Как вспоминал председатель Верховного суда США Джон Маршалл, «ни в одной части земного шара эта революция не была встречена с таким воодушевлением, как в Америке».

Тридцатилетний красавчик посол Жене, с легкостью изъяснявшийся по-английски, произносил пламенные речи о союзе двух сестер-республик, пел с народом «Марсельезу» и основывал политические клубы на манер парижских. Он попросил американцев величать его «гражданином Жене».

В Филадельфии, временной столице страны, дипломата ожидал обескураживающе холодный прием. Президент США генерал Джордж Вашингтон принял французского посла с сухой и строго официальной учтивостью. Только что президент подписал прокламацию о нейтралитете Соединенных Штатов в европейских конфликтах. Хотя слово «нейтралитет» в ней и не содержалось, но говорилось о «дружественном и беспристрастном» отношении ко всем воюющим сторонам. Американским гражданам запрещалось принимать участие в боевых действиях на море и доставлять в воюющие страны контрабандные товары.