Когда Америки не было - [38]
На должность губернатора Луизианы де Ульоа подходил мало. Он прибыл на небольшом торговом корабле с семью десятками солдат и обошелся без пышных церемоний. Представитель новой власти неплохо изъяснялся по-французски, но был малообщительным, субтильного вида сухарем-ученым. На галльскую элиту Нового Орлеана, привыкшую к эпикурейству, «отшельничество» испанца произвело неблагоприятное впечатление. Кроме того, дон Антонио пренебрег вниманием местных красавиц и женился на дочке перуанского креола из Лимы.
У нового правителя не было ни денег, ни батальонов для проведения в жизнь колониальной политики Испании. Его просьбы о военной и финансовой поддержке Мадрид оставлял без внимания. Сам Ульоа целиком доверился последнему французскому губернатору Шарлю-Филиппу Обри, который помогал ему в передаче власти в Новом Орлеане. Ученый, оставив бразды городского правления в руках опытного местного администратора, полагал, что тот легче найдет общий язык с луизианской верхушкой. На деле оказалось, что либеральные манеры испанца вызвали сомнения в силе мадридской власти и породили надежды на возвращение прежних французских порядков.
Когда Антонио де Ульоа описал свойства платины, он вызвал «тектонические сдвиги» в мире науки. Со времен Аристотеля существовала незыблемая истина: в небе имеется семь светил – Солнце, Луна и пять планет (известных в то время), и каждая из них имеет на Земле своего представителя: Меркурий – ртуть, Венера – медь, Марс – железо, Юпитер – олово, Сатурн – свинец, Луна – серебро, Солнце – золото. И золото – самое тяжелое из веществ, венец всех преобразований в природе. Открытие нового элемента (по описанию Ульоа, тяжелее золота) привело к смятению в умах.
Политическая верхушка Нового Орлеана, знавшая толк в шелках, винах и кружевах, не оценила таланты севильского математика, астронома и геодезиста. Пока европейский ученый мир спорил о фундаментальных вопросах мироздания, обозначенных Ульоа, – о форме планеты Земля, вносившей коррективы в картографию и навигацию, о новом химическом элементе, обрушившем старые представления о структуре мира, – в Новом Орлеане главным образом спорили о таможне и красном вине. Точнее, о новых правилах его ввоза.
При всем уважительном отношении к традициям «земель Луи» губернатор де Ульоа никак не мог согласовать испанскую систему меркантилизма с вольной торговлей на Миссисипи, которую поддерживали французские и местные американские негоцианты. Начавшийся досмотр транзитных грузов и новые «кастильские пошлины» вызывали сильное раздражение, ибо луизианская элита в той или иной степени получала дивиденды от расцветшей контрабандной торговли.
Город-полумесяц (или «круассан»), как называли Новый Орлеан за форму излучины Миссисипи, контролировал всю торговлю в бассейне великой реки и далее в Карибском регионе. Вверх по Миссисипи и ее могучим притокам шли мануфактура, вина, сахар; вниз по реке сплавляли лес из Огайо, пшеницу из Кентукки, мясо из Теннесси, пушнину с индейских территорий. Американские купцы и предприниматели (пока еще британские подданные) постепенно стали играть роль «третьего игрока» в европейском колониальном раздоре.
В Новом Орлеане несколько месяцев зрел заговор, в котором участвовала городская верхушка – французские дворяне, офицеры, плантаторы, некоторые из них были в родстве или свойстве. Французов поддержали немецкие поселенцы, завезенные сюда Джоном Ло. Агитацию среди немцев вел Карл д'Аренсбург, отставной шведский офицер и плантатор, в свое время участвовавший в сражении с русскими под Полтавой.
Вождем конспираторов в Новом Орлеане стал сорокалетний Никола-Шовен де Лафренье, генеральный прокурор Луизианы. Он был признанным оратором и негласным лидером в колониальном Верховном совете (Conseil Supérieur). По поводу роли Шарля Обри в случившемся вскоре восстании существуют разные мнения. Одни считают его верным слугой двух монархов. По версии других историков, бывший французский губернатор сочувствовал заговорщикам в Верховном совете, но вел себя осторожно.
Чтобы поднять на бунт городское население, был пущен слух, что «деспот» де Ульоа собирается запретить ввоз в Луизиану качественных бордоских вин. Для галльского патриота отказ от бордо означал не только покушение на великие традиции, но и утерю связей с исторической родиной.
28 октября 1768 года торговцы Нового Орлеана вышли на улицы. Выкрикнули лозунг: «Vive le roi, vive le bon vin de Bordeaux» («Да здравствует король, да здравствует доброе бордоское!»). Растущая толпа на центральной площади города Place d'Armes кричала, что «никогда не станет пить презренное кастильское».
Капитан Пьер Маркиз, начальник городского ополчения, привел на улицы Нового Орлеана несколько сот вооруженных людей из близлежащих плантаций. Против них семьдесят пять испанских солдат Ульоа мало что могли сделать. Экс-губернатор Шарль-Филипп Обри курсировал между мятежным Верховным советом и забаррикадировавшимся в своем доме Антонио де Ульоа.
Карта Нового Орлеана с окрестностями
На второй день испанский губернатор решил не проливать кровь и вместе с беременной женой под охраной Обри отправился на французский корабль в порту. Туда же вывели испанских солдат. Верховный совет под началом Лафренье выпустил манифест, в котором провозгласил возвращение к порядкам, существовавшим при Людовике XV, и потребовал, чтобы Ульоа покинул Луизиану в течение трех дней. На главной площади Нового Орлеана Пляс д'Армс в очередной раз сменили флаги.
