Кофейный роман - [36]

Ярослав стоял, привалившись к стене возле двери, будто ждал ее. И смотрел в ее лицо теперь безотрывно, выжидающе, настойчиво, как если бы искал что-то в ее зеленых глазах. И боялся не найти того, что искал, чему не было имени. Потом отлепился от стены и шагнул к ней.

– Ника, я…

– Что случилось с лицом? – спросила она, подойдя близко и коснувшись пальцами щеки, потом губы с затянувшимся порезом.

– Подрался.

– Больно было? – спросила она и легко прижалась губами к его губам.

– Тогда было, – прошептал он, мягко обнимая ее плечи и притягивая к себе.

– Хочешь чаю?

– Если нет, то уходить?

– Как хочешь, – Вероника отстранилась и принялась распаковывать сумку.

Обязанности будущего папаши были выполнены неукоснительно. В больнице проведывал, самочувствием интересовался, домой привез. Пора и честь знать. Ей. И отпустить его.

– Ника! – позвал он ее. Негромко. И как-то совершенно безнадежно.

– Что «Ника»? – вскрикнула она. – Ну что «Ника»? Чаю и сам себе нальешь. А дверь тем более захлопнешь!

– Я тебя люблю.

– Правда? А шарахаешься от меня, как от прокаженной!

Полученную информацию он переваривал относительно недолго. Она даже не успела вернуться к раскладываю вещей из сумки. Схватил ее за руку и все-таки притянул к себе. А потом произнес:

– Я не шарахаюсь! Я дня прожить не могу, чтобы тебя не видеть!

– Зато ночами прекрасно без меня живешь! – выдохнула она.

– Ника… – севшим голосом проговорил он и вместо ответа прижался губами к ее губам, узнавая их вкус заново. В то время как руки гладили ее спину и плечи. А сердце пустилось в безумный бой, почти до боли ударяясь о грудную клетку.

Она со смешанным чувством сожаления, что выпросила у него этот поцелуй, и счастья снова ощущать его губы, под которые подставляла щеки, шею, изгибалась в его руках и мысленно просила его не уходить. После сама находила его рот, обнимала, запускала пальцы в его волосы. И сходила с ума, как в первый раз.

– Я соскучилась, Слав, – шепнула Ника.

Он только негромко вздохнул и прижал ее к себе еще крепче, пока губы его продолжали свой путь от ее губ по шее вниз, к ключицам, еще ниже, оттягивая вырез свитера. Кожа ее была теплой и гладкой. Он знал, что щетина царапает эту белоснежную кожу, но и остановиться уже не мог. Стоило только сделать этот шаг. Снова. Потому что она ждала. Потому что она – «соскучилась». Потому что до невозможности истосковался по ней сам. Одна его ладонь скользнула ей под свитер, поглаживая живот, поднимаясь к груди. Сдвигая в сторону край бюстгальтера, сжимая пальцами сосок. Вторая исследовала спину – тоже заново. Будто бы все сначала.

В глубине затуманенного сознания трепыхнулась единственная мысль, которая выдернула его из этого наваждения. Он, с трудом оторвавшись от губ, внимательно посмотрел в ее глаза и прошептал:

– Нам можно? Это не повредит?

– Ну врач не запрещал, – усмехнулась Ника. – Или можем что-нибудь придумать.

– Ради бога, давай ничего не будем придумывать, – почти простонал он и, задрав ее свитер, прошелся по груди губами, прикусывая кожу и тут же лаская ее языком.

Ника стянула свитер, бросив на пол за спину, и прерывисто выдохнула:

– Если не будем – пошли в комнату. Устроим банальный традиционный пересып, – она ловко высвободилась и за руку потянула его к дивану.

– Издеваешься? – засмеялся Закревский, дернув ее на себя и подхватывая на руки так, что весь мир для нее пришел в движение в одну эту минуту. Он приблизил к ее лицу свои глаза, черный цвет которых, кажется, стал еще чернее, и заявил: – Пересыпом ты не отделаешься.

Она не могла отделаться пересыпом, когда он укладывал ее на диван. Когда частыми поцелуями стал осыпать ее лицо, шею, грудь, живот, мимолетно касаясь ее губами. Когда расстегивал ее джинсы, стаскивая их с нее, не отрывая губ от тела. Когда дышал ею – разве можно отделаться пересыпом от того, кто дышит тобой? Он разводил в стороны ее ноги, проводя ладонями по внутренней стороне бедер. Он касался пальцами теплой кожи ягодиц. Он проводил губами внизу живота. А потом закинул ее ноги себе на плечи, подтянулся ближе, раздвинул складочки и коснулся языком ее клитора, поглаживая, теребя, лаская, не давая ей вырваться и ожидая той минуты, когда она скинет напряжение, которое владело всем ее телом. Потому что хотел чувствовать толчки крови там, где скользил его язык. Хотел слышать ее тихие вскрики, которые преследовали его ночами. Хотел ее всю, какой она никогда не была до этого. Хотел ее, настоящую.

Ее мысли кружились бешеным вихрем и ускользали из осознанной реальности. Она могла лишь произносить его имя. Звать и просить не останавливаться. Она почти умирала и снова начинала жить, чтобы чувствовать и умолять его дать ей себя, чтобы быть с ним единым целым.

Чтобы он почувствовал то, что она все еще не умела ему сказать.

Ника негромко вскрикнула и сжала коленями его плечи, откинув голову на подушку и неровно дыша.

У него не оставалось больше сил быть вне ее. Слишком долго, слишком давно… Слишком неправильно… От чего остались горько-сладкие воспоминания, которые он ни на что не променял бы. И которые преследовали его ночь от ночи, не давая забыться сном. Он приподнялся над ней. Переполз выше, продолжая выводить языком невидимые узоры по ее телу. Пока не оказался перед ней глаза в глаза. Как, когда он успел раздеться, уже не помнил. Просто прижался бедрами к ее бедрам и плавно вошел в нее – влажную, горячую, пульсирующую, заполняя собой. И ни на секунду не отрывался от ее глаз, которые с первой их встречи определили всю его жизнь. Даже тогда, когда он сам еще ничего не знал об этом.