Титус в отличном расположении духа взбежал на четвертый этаж, позвонил — никто не открыл, не откликнулся. Титус позвонил еще, спустился вниз, брякнул из автомата на телефонную станцию, но ему сказали, что Маргрет уже давно ушла. Как влюбленный студент, вызывая улыбки прохожих, проторчал он полчаса у ее подъезда, плюнул в сердцах и заглянул в бар неподалеку. Из бара он вывалился уже в сумерки и решил больше не звонить Маргрет, пусть будет поаккуратнее в другой раз и не опаздывает, коли сама назначила время. В конце концов, таким приятелем, как он, ей следовало бы дорожить.
Садиться за статью не было никакого резона, да и пары в голове уже давали себя знать, и он направился к своему дружку и собутыльнику Вену. По дороге Титус неоднократно заглядывал во все встречные питейные заведения, а потом отяжелил карманы двумя бутылками бренди. У Бена был кой-какой запасец в холодильнике, но им всегда не хватало: не так-то просто наполнить эту винную бочку — малыша Бена.
Маргрет вышла с работы вместе с подружкой. Вечер был чудесный, и они решили прогуляться пешком, подышать воздухом после духоты кабин, в которых просидели безвылазно всю смену. До семи, когда придет Титус, оставался еще почти час, и Маргрет не спешила. Изредка вставляя незначащее слово в щебетанье подруги и пряча мимолетную улыбку, она обдумывала свои дальнейшие отношения с талантливым журналистом Титусом, на которого имела виды. Именно поэтому у нее не было ни малейшего желания опаздывать.
Сладкие девичьи мечты вознесли Маргрет к облакам, а следовало бы ей внимательнее смотреть под ноги. Она поскользнулась на арбузной корочке, кинутой кем-то на край тротуара, нога ее подвернулась, Маргрет упала — и не смогла встать.
С ногой что-то случилось, во всяком случае, туфелька смотрела явно вбок. Кое-как, опираясь на подружкино плечо, доковыляла бедняжка Маргрет полквартала до дома подруги, кое-как доползла до дивана и повалилась на него со стоном.
Прежде всего, еще до упоминания "скорой помощи", она позвонила Титусу, чтобы предупредить его о случившемся, но Титуса уже не было дома.
Шильд ел сочный, ароматный арбуз, который Маггер ухитрился где-то достать, хотя лето еще едва началось, складывал семечки на тарелку и вполуха прислушивался к болтовне Маггера.
— Я тем не менее вычислил коэффициент неблагоприятности и призываю вас проверить его опытным путем — на себе.
Это было уж слишком. От возмущения Шильд едва не подавался семечком. И прежде чем резко шагнуть навстречу Маггеру и бросить ему в лицо громовое "Чушь!", швырнул арбузную корочку за окно.
Наверное, он был уже болен, иначе никогда не позволил бы себе этот плебейский жест, противоречащий всем его устоям и в конечном счете стоивший ему жизни.
