Кое-что по секрету - [12]

.

Сотрудник за стойкой снова перевел взгляд с Джини на Гарри, на его лице читалось явное непонимание.

– Ладно, – сказал он после долгого молчания. – То есть я регистрирую на рейс только одного пассажира, так?

– Да, все верно, только вот этого. – Джини передала ему свой паспорт, потом повернулась к мужу. – Увидимся через неделю, – холодно сказала она. – Если я решу вернуться.

– Джини, – запротестовал Гарри. – Прошу тебя. Нам нужно поговорить. Это же наш второй медовый месяц!

Жена взглядом заставила его замолчать.

– Это больше не наш второй медовый месяц, – сказала она ему. – Теперь это мой отпуск. И если ты хочешь, чтобы я тебя когда-нибудь простила, то ты сейчас отправишься домой и позволишь мне успеть на рейс. Без тебя. Потому что ты мне не нужен.

Глаза регистратора стали круглыми. Он встревоженно посмотрел на Гарри, явно не зная, что сказать. Несколько секунд прошли в молчании.

– Гм… Могу я попросить вас поставить ваш чемодан на весы? – робко обратился он к Джини.

– Без проблем, – ответила она, и Гарри сделал шаг вперед, чтобы помочь ей. Она отмахнулась от него, как от надоедливой мухи. – Я сама справлюсь, спасибо. Пожалуйста, уходи. Увидимся через неделю.

Гарри и сотрудник авиакомпании переглянулись. Молодой человек боязливо пожал плечами, как будто говоря: «Не стоит с ней спорить, приятель». Гарри закусил губу, стараясь не думать о бассейне отеля с бирюзовой водой, которым они любовались в брошюре; о синих плавках, которые он купил специально для поездки; о новом триллере, который он собирался читать в самолете. Но Гарри умел признавать поражение. Он увидел решительный разворот плеч жены, этот ее взгляд, говоривший: «Только попробуй», – вспомнил, как она ткнула в него пальцем. Игра окончена, как сказали бы его внуки.

Он сглотнул.

– Ты уверена, что справишься одна? – спросил Гарри негромко, пока парень за стойкой отправлял чемодан Джини на ленту транспортера.

Джини фыркнула.

– Он еще спрашивает, справлюсь ли я одна. Что ж, давай на это надеяться. Пожалуй, мне стоит к этому привыкать. – Она сердито отвернулась от Гарри и переключила свое внимание на ошеломленного сотрудника за стойкой, награждая его самой очаровательной улыбкой. – Вы мне очень помогли, дорогой. Благодарю вас.

– Был рад помочь. Наслаждайтесь полетом, – ответил он, в последний раз метнув встревоженный взгляд на Гарри.

– Так и сделаю, – сказала Джини и ушла, не оглянувшись на мужа. В ее голове зазвучал мощный финал увертюры «1812 год», с пушками и всем прочим, пока она шагала к указателю «Вылет».

Гарри остался стоять, ошеломленно глядя ей вслед, пока люди, стоявшие в очереди на регистрацию, не произнесли вежливое «извините» у него за спиной. Ему пришлось отойти. Колесики его чемодана жалобно скрипели, пока он шел в противоположном направлении. Когда Гарри вышел из здания аэропорта, ему в голову пришла мысль, и он сунул руку в карман за телефоном.

– Стивен? Ты еще не уехал, верно? – спросил он, услышав голос сына в трубке. В аэропорту вокруг него все бурлило. Множество деловых, смеющихся людей толкали тележки и возбужденно переговаривались. А он стоял среди толпы, сгорбленная, одинокая фигура с чемоданом в руке. Он никуда не летел. – Понимаешь, планы слегка изменились.

Глава пятая

Жара как будто давила на Робин, когда она в понедельник днем торопливо шла по тротуару к зданию школы, в которой учились Сэм и Дейзи. «Снова выдался ужасный день на работе», – сердито думала она, глядя на свои часы и надеясь, что не опаздывает. Предполагалось, что она заканчивает работу в два часа дня. Теоретически у нее было достаточно времени, чтобы доехать до дома, выпить чашку чая, а потом пешком дойти до школы, чтобы встретить детей. Но, как обычно, ее задержали дополнительные задания.

Раньше Робин работала в университете, как и Джон, читала лекции на факультете биохимии, но в последнее время она была скорее девочкой на побегушках. («Робин? Когда-то она высоко метила, – услышала она однажды обращенные к очередному бойфренду слова тети Пен, полагавшей, что невестка ее не слышит. – Но теперь… Честно говоря, я не знаю, чем она занимается. Пылесосит? Кексы печет?») Вся домашняя работа плюс три раза в неделю работа лаборанта в средней школе на другом конце города – таким стал удел Робин. Разумеется, это была не самая подходящая работа для человека с ее образованием, но зато отлично подходил график, и эта работа, по крайней мере, позволяла ей выбираться из дома куда-то кроме супермаркета. Только время от времени, вот как сегодня, находился какой-нибудь учитель, который разговаривал с ней свысока, словно Робин была тупицей, неспособной отличить лабораторный стакан от бунзеновской горелки. А на прошлой неделе два самых противных мальчишки исподтишка «освободили» насекомых из стеклянного ящика, и Робин пришлось их ловить. Она ползала по полу, пытаясь поймать мелких мерзавцев, думая о своей степени магистра и о том уважении, которым когда-то пользовалась среди коллег.

Иногда Робин просто скучала по тому, чтобы быть «кем-то».

Влетев в ворота школы и смешавшись с толпой родителей, ожидавших своих чад на игровой площадке, она ощутила, как на нее навалилась усталость. Из ближайшего окна раздавались нежные высокие голоса детей, которые пели песню «Ты мое солнышко». «Уф, успела», – подумала она, роясь в кармане в поисках бумажного носового платка, надеясь промокнуть вспотевший лоб, пока никто не заметил, как он блестит. Было очень душно, а она столько времени провела в школе, где окна как следует не открывались. От жары ученики весь день сходили с ума.