Коды сознания - [8]
Рассказ о Миларепе и его жизни в пещере служит ярким примером пути человека в поисках понимания своей связи с миром. Однако нам, чтобы познать ту же истину, уже не нужно затворяться в пещере и есть крапиву, пока мы не позеленеем! Научные открытия последних ста пятидесяти лет со всей очевидностью показывают, что между сознанием, реальностью и верой, или убеждением, существует прямая связь.
Вопрос лишь в том, хотимли мы признать эту связь и ту ответственность, которую накладывает на нас осмысленное использование ее в жизни? Как именно мы ответим на этот вопрос, покажет близкое будущее.
Мы знаем, что есть вещи, о которых мы ничего не знаем
На пресс-конференции, состоявшейся в июне 2002 года в штаб-квартире НАТО в Брюсселе, тогдашний Госсекретарь министерства обороны США Дональд Рамсфельд, описывая ситуацию со сбором разведданных и информации после теракта 9 сентября 2001 года, произнес мудреные слова, сразу же ставшие притчей во языцех: «Есть известное знаемое, то есть вещи, о которых мы знаем, что мы о них знаем. Мы знаем также, что есть известное незнаемое, то есть, говоря иначе, мы знаем, что есть вещи, о которых мы не знаем. Но есть также неизвестное незнаемое — те вещи, о которых мы не знаем, что мы о них не знаем». Рамсфельд имел в виду, что у нас нет всей информации и что мы знаем об этом. Хотя его сентенция касалась лишь сбора разведданных в войне против террористов, то же самое можно сказать и о сегодняшнем состоянии научного знания.
Убеждение-код № 3: Наука — это язык, один из множества языков, описывающих нас, Вселенную, наши тела и то, как все устроено.
Несмотря на успехи науки в раскрытии величайших загадок жизни, некоторые великие умы нашего времени утверждают, что научный язык далеко несовершенен. В редакционной статье, напечатанной в журнале «Природа» (Nature) за 2002 год, в частности говорится: «По своей природе, сколь бы точна и глубока ни была наука, она несовершенна в своих объяснениях мира, а потому постоянно корректирует саму себя». Хотя коррекция научных идей в итоге все же происходит, на это порой уходят сотни лет, как это наглядно показывает спор о Вселенной и энергетическом поле.
Такое несовершенство характерно не только для какой-то одной области знания, скажем физики или математики, но для всей науки в целом. Наш современник, поэт и физик Льюис Томас утверждает: «В реальной жизни каждая область науки несовершенна». Правда, он оправдывает эти «прорехи в знании» молодостью самой науки, говоря: «Какое описание научных достижений [в большинстве отраслей науки ни возьми за последние двести лет, оно покажет, что эти отрасли науки находятся на самых ранних стадиях своего развития».
То, что научные описания мира зияют огромными прорехами, вполне допустимо. Однако физики убеждены, что, используя язык науки, им, например, удалось выявить четыре фундаментальные силы природы и Вселенной: гравитацию, электромагнетизм и сильную и слабую ядерные силы. И хотя мы достаточно знаем об этих силах, чтобы использовать их в своих технологиях — от микросхем до полетов в космос, мы знаем также и то, что наше знание об этих силах несовершенно. Это мы можем сказать с полной уверенностью, ибо ученые до сих пор не в состоянии обнаружить ключ, с помощью которого можно было бы объединить эти четыре силы в едином описании, дающем наглядную картину того, как устроена Вселенная, — иными словами, создать теорию единого поля.
Да, не исключено, что новые теории, например такая, как теория суперструн, могут содержать в себе необходимый ответ, однако критики не дремлют, они задали очень хороший вопрос и на него тоже еще надо ответить. Все струнные теории 1970-х годов в конце концов оформились в теорию суперструн, формально принятую в 1984 году. Если эти теории верны, тогда почему они все еще «теории»? Почему, поддерживаемая сотнями лучших умов на планете, использующими величайшую в истории мира вычислительную технику, теория суперструн до сих пор не может запрячь эти четыре силы природы в одну упряжку и в результате объяснить, как устроена Вселенная?
Неспособность создать теорию единого поля — одно из величайших разочарований в жизни Эйнштейна. В письме к другу Морису Головину, датированном 1951 годом, он признается в этом: «Теория единого поля получила отставку. Неимоверно трудно выразить математически то, в чем я, несмотря на все мои усилия, не смог удостовериться каким-либо другим путем».
Нас не должно удивлять, что на сегодняшний день у науки нет всех нужных ответов. Однако открытия, сделанные в области квантовой физики за последнее столетие, указывают нам новый, удивительный и радикальный путь к познанию самих себя и устройства Вселенной. Эти открытия настолько радикальны, что они по сути дела прямо противоречат всему тому, чему наука учила нас верить последние триста лет, и заставляют ученых заново обдумывать свои предположения, касающиеся устройства Вселенной. Некоторым образом ученым приходится возвращаться назад, чтобы приготовиться к новому наступлению на тайны мироздания. И вероятно, самым большим сдвигом в научном мышлении является осознание того, что сама материя — то вещество, из которого все сформировано, — не существует в том виде, как мы привыкли считать.
