Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке' - [29]

Шрифт
Интервал

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сказки Стругацких "Понедельник начинается в субботу" и "Сказка о Тройке" блестящие комические и очень сложные работы. Движущая сила комического искусства Стругацких лежит в парадоксах и несоответствиях, которые можно обнаружить на многих уровнях повествовательной структуры сказок. Наиболее важным источником этих парадоксов является синтез "реалистического" дискурса с дискурсом волшебной сказки - в первом построена научная деятельность работников Института, а второй представляет мир волшебства и чудес. Результат смешения двух дискурсов - третий дискурс: комической научной фантастики. В этом процесс мечтательность, воображение и волшебство волшебной сказки находят расширение и комическое приращение в научном мышлении фантастики, ее гипотезах и выдумках. Как волшебная сказка, так и научная фантастика вдохновляются человеческим оптимизмом и стремлением к идеальному, утопическому состоянию общества и счастью человека в нем. Эти черты - как волшебной сказки, так и научной фантастики - оказываются в центре внимания, поскольку постоянно утверждается цель Научно-исследовательского института чародейства и волшебства человеческое счастье, - и к ней ищется путь. Преследование этой цели ведет к другим парадоксам или несоответствиям, от которых сказки Стругацких получают динамизм. В мире повествования этих сказок несоответствия порождаются чувством противоречия между верой в совершенство человеческого общества и реальной несостоятельностью этой идеи. Стругацкие явно высмеивают идею человеческого прогресса, достигается ли он посредством науки или же посредством волшебно-сказочной магии, но, идентифицируя утопическую тенденцию научной фантазии с мечтой волшебной сказки, они рассматривают тему утопии как не только комическую, но и более распространенную и универсальную, двузначную, вызывающую сочувствие. Макс Лути предполагает, что литература в ХХ веке не исполнена неприязни к фантастическому, вымышленному и чудесному. "Чудо, хотя и не воспринимаемое как реальность, стало образом и появляется во многих формах, даже когда оно может быть замаскированным под абсурдное или непостижимое"218. Обратное тоже может быть верным, как в произведениях Стругацких, где "абсурдное или непостижимое" маскируется под чудеса и выдумки волшебной сказки. Творчество Стругацких - искусство не только абсурдных оппозиций и несоответствий, но и искусство откликов, перекличек, отсылок и симметрии. Когда повествователь или другие персонажи сказок встречаются с тем, что может оказаться неразрешимым столкновением противоположностей, с миром, лишенным здравого смысла, они не впадают в отчаяние и безнадежность, они не становятся жертвами страданий или героями трагедии. Встречаясь с несоответствием, они на самом деле видят дальше и заставляют видеть нас что абсурдные имена, странные институции, гротескные образы или сталкивающиеся перспективы соединены неожиданным сходством или отсылками, которые возвращают часть согласованности и гармонии тому, что видится, привнося относительный "смысл в бессмыслицу" и "метод в безумие". Этот род видения не только отсылает к высшему порядку вещей и скрытому значению мироздания, но и высвобождает беспокойство - в форме смеха, приближающего читателя к счастью. Это видение связано с философией феноменологии и экзистенциализма, особенно с философией Хайдеггера. Одним из принципиальных моментов этой философии является внесение согласованности, целостности и смысла в хаос мира - как защита от абсурдности существования219. В мире Стругацких есть фундамент ужаса и трагедии, но их видение преодолевает его и они трансформируют бессмысленность и хаос, могущие быть мучительными, в более организованную окружающую среду интеллектуально богатую, многозначную, восхитительную, поддерживаемую воображением и ироническим смехом. Пересекающиеся коды комического - комедийный, пародийный и сатирический играют с крайними противоречиями и умудряются содержать глубочайшие противоречия. В ходе этого они производят текст очень широких достоинств: литературных, нравственных и философских. Широта и баланс, отраженные в искусстве Стругацких, подобны описанным Баранчаком в его статье о восточноевропейском авторе: "Радость чтения повестей "Понедельник начинается в субботу" и "Сказка о Тройке" возрастает от их наиболее неотразимых качеств - удивительности и юмора. "Великая литература всех времен заимствовала мотивы из волшебной сказки, зачастую демонстрируя воображение, не во всем отличное от волшебно-сказочного."221 Для Стругацких магия является синонимом волшебной сказки, а волшебная сказка идентична поэзии. Они следуют принципам волшебной сказки и изменяют дискурс ее для создания собственной поэтической магии. Никогда не переставая быть забавными и игривыми, сказки Стругацких предлагают интеллектуальное приключение, вызывающее смешанные чувства возбуждения. скептицизма или ужаса, направляя читателя к более глубокому изучению чудес жизни и искусства. Но, если мы не услышим разные оттенки и уровни смеха, мы не сможем полностью постичь работы Стругацких - мы не сможем понять их связи с реальностью или воспринять их эстетическое богатство.


Рекомендуем почитать
Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги

Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.


Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.