Кодекс Люцифера - [11]

Лицо приора было совершенно безучастно, однако Павел мог бы поклясться, что за последние мгновения оно постарело на несколько лет. Глаза старого монаха светились ненавистью.

– Слушаюсь, – наконец ответил брат Томаш и, тяжело ступая, вышел.

Приор повернулся к Павлу и Буке.

– Идите и ищите совета у самих себя и в разговоре с Богом, – сказал он. – Я хочу услышать ваше решение завтра перед заутреней.

Павел и Бука медленно прошли через церковь и открыли центральный вход, дверь которого с шумом захлопнул брат Томаш. Павел еще раз обернулся. Приор Мартин стоял на коленях у алтаря, сложив руки перед лицом. Плечи его тряслись. Павел беззвучно закрыл дверь и скользнул вместе с Букой в темноту.

1579: Ангел-хранитель

Ты избавил душу мою от смерти, очи мои – от слез и ноги мои – от преткновения.

Псалом 114:8

Агнесс Вигант осторожно огляделась. Поблизости никого – это хорошо. Или же плохо, как посмотреть. Хорошо, потому что нет никого, кто бы мог сорвать научный эксперимент в самом начале и запретить его на будущее. А плохо потому, что никто не поспешит на помощь, если вдруг эксперимент пойдет не так, как надо. Агнесс задумчиво уставилась на сточные трубы. Жизнь временами бывала сложной для шестилетней девочки.

Зима воцарилась в Вене уже в начале ноября. Сейчас прошло Сретенье, а холод, казалось, только усиливается. У зимы явно не было никакого права и дальше издеваться над Агнесс, которая каждый день, проведенный внутри дома, считала за день в темнице. И поскольку у зимы определенно не хватало мозгов для того, чтобы понять это, Агнесс решила наказать ее презрением и вести себя так, будто зимы и вовсе нет. Она выскользнула из дома в коротком темном пальтишке и прокралась на улицу Кэрнтнерштрассе. Ее бегству способствовало то, что прислуга по случаю Сретенья была в отпуске, а временные работники, нанятые ее матерью на этот период, проявляли к своим обязанностям еще меньше рвения, чем постоянная челядь – которая, по словам Терезии, матери Агнесс, была и без того худшей из худших и при чуть менее добросердечном хозяине, чем Никлас Вигант, уже давным-давно оказалась бы на улице. Поэтому Терезия Вигант устроила свой командный пункт на кухне, правила там жесточайшим образом и была так поглощена своей деятельностью, что совершенно забыла о существовании дочери.

Проскользнуть мимо няни, пребывавшей в полной уверенности, что Агнесс сладко спит в своей комнате, и потому задремавшей на своем сундуке у двери, было проще простого. На улице девочка заметила сливные трубы и сразу же поняла: единственная причина, по которой зиме нужно было разрешить повременить с уходом еще пару мгновений, – это необходимость заняться исследованием. Карие они? Сладкие? Или кислые?

На мостовой Кэрнтнерштрассе снег и иней образовали серо-белый покров, который лошади и повозки в середине узкого прохода превратили в глубокий желоб, а холод заморозил его до немыслимой твердости. Не прекращающийся восточный ветер сковал Вену ледяным панцирем, который привел городскую жизнь в состояние оцепенения. Впрочем, в последние годы оцепенение ощущалось и в другие сезоны – петиции к кайзеру, лежавшие без ответа, потому что Рудольф фон Габсбург мирские сообщения воспринимал с трудом; церковные дела, годами остававшиеся без движения, потому что место городского епископа из-за отречения его преподобия Урбана оставалось вакантным; шествия, в проведении которых было отказано из-за опасения усилить влияние протестантизма… Проблемы, которые были бы совершенно неинтересны для шестилетнего ребенка, не будь того досадного факта, что с 1570 года не проводилось ни одной процессии в честь праздника Тела Христова, и того, что уже несколько лет власти регулярно отказывались разрешить крестный ход на Сретенье. Агнесс слышала, что во время последнего шествия в честь праздника Тела Христова один протестант, ученик пекаря, якобы осквернил просвиру и в тот же миг был унесен самим дьяволом во плоти. Она от всего сердца надеялась увидеть подобную сцену и с нетерпением ожидала процессии в честь Сретенья. И тем сильнее оказалось ее разочарование, когда после долгого ожидания у окна родительского дома отец благодушно сообщил ей, что нынешний епископ Кристоф Андреас и в этом году не нашел в себе достаточно мужества, чтобы воспротивиться рвению протестантов.

И даже это еще не все – впервые в прошлом году на День поминовения усопших нашлась лишь небольшая группка прихожан, которая, несмотря на ранний приход зимы, Собралась на церковном кладбище и зажгла свечи для бедных душ; однако детям было запрещено ходить от дома к дому с поминальными хлебцами, хотя в результате и выяснилось, что этого можно было не запрещать, так как не нашлось ни одного католического пекаря, который бы испек эти хлебцы, за исключением булочника Хлесля, чей дом стоял напротив дома Вигантов. Но у него ни один католик с улицы Кэрнтнерштрассе ничего не покупал, поскольку он раньше был протестантом, а следовательно, в любом случае, пропащей душой.

И что же должен был делать ребенок, если не происходило никаких церковных праздников, на которые хотелось бы поглазеть? Можно было, например, заняться исследованием вопроса о том, каков на вкус белый нанос, образованный морозом на металлической сточной трубе и лежавший там, как толстая шуба, – сладкий или кислый.