Кодекс чести - [35]

Говорили, что старик-граф и сам не стремился попасть под капризные государевы очи. Его вполне устраивала судьба местного владыки. Жил он широко и вольно на огромное состояние, полученное еще на службе матушке-императрице. Губернией граф управлял как своей вотчиной, ежемесячно давал балы, держал открытый стол и боялся в жизни только свою супругу.

Мы подкатили к парадному подъезду на коляске и чинно вошли в роскошные сени. Губернаторский дворец произвел на меня большое впечатление. Всё, от ливрейных швейцаров в пудреных париках, до мажордома с золоченым посохом было уместно в старинных интерьерах. Мебель, картины, скульптуры были выдержаны в несколько архаичном стиле классицизма и имперской величественности, но вполне соответствовали общему стилю.

Мы прошли в просторную приемную, мимо застывших, как часовые у мавзолея, лакеев гренадерского роста. Нас встретил мажордом, который вежливо, но с плохо скрытым небрежением, поклонился неизвестным визитерам и осведомился о цели визита. Мы представились, и я попросил его передать их сиятельствам рекомендательные письма от князей Присыпко.

— Его высокопревосходительство изволят недужить и не принимают, — сообщил нам мажордом. — А ее высокопревосходительство изволят быть в покоях.

Сообщив это, он взял у меня письма и вышел из приемной, даже не предложив нам сесть.

Меня такое отношение немного задело, Антон же Иванович, напротив, воспринял его как само собой разумеющееся. Мажордом отсутствовал довольно долго, и я принялся рассматривать портреты последних императоров, императриц и каких-то пышных вельмож, а также картины, украшающие стены. Портреты были выполнены так себе, без большой фантазии и мастерства, а картины на сюжеты величия Древнего Рима, были в основном итальянской школы и изобиловали красивостями. Лично я, если бы у меня была такая приемная и большие деньги, нашел бы что-нибудь поинтересней.

Меня удивило другое: почему-то во все обозримые эпохи официальные лица предпочитают холодную академическую живопись на политические темы. Будь то въезд Цезаря в Рим или выступление коммунистического вождя перед восторженным народом. И то, и другое одинаково скучно и претенциозно.

Наконец, мажордом со своей золоченой палкой вернулся и более любезно, чем раньше, пригласил нас проследовать в гостиную к ее высокопревосходительству.

Мы пошли следом за ним. Губернаторша, дама в годах, косила под покойную императрицу Екатерину Алексеевну. Их портретное сходство дополняли мушки, завитой парик и царские платья «времен Очакова и покоренья Крыма», давно вышедшие из моды. Даже кресло, на котором восседала губернская Фелица, напоминало трон.

Вокруг нее группировалось несколько женщин разных возрастов, от юного до пожилого, живописно сидящих на низких креслицах и пуфиках. Они, вероятно, изображали фрейлин двора ее сиятельства.

Мажордом стукнул золоченой палкой об пол и громко назвал наши имена, так что самим нам представляться не было нужды. Повинуясь его повелительному жесту, мы с предком приблизились к хозяйке и приложились к благоуханной ручке, унизанной кольцами. На губернаторшиных коленях лежали распечатанными оба рекомендательные письма. Это меня немного удивило — одно из них было адресовано ее мужу.

— Присыпки пишут, — сказала графиня напыщенно и высокомерно, забыв прибавить к фамилии «Присыпко» княжеский титул, — что вы, сударь, довольно искусный лекарь.

Я поклонился.

— Его высокопревосходительство лечит превосходный доктор, — не совсем к месту добавила она.

Тон и высокомерие губернаторши мне не понравились. При таком обращении можно было прерывать визит, всё равно ничего не добьешься.

— Извините, графиня, — холодно сказал я, намерено не употребив ни «сиятельства» ни «высокопревосходительства», — мы с кузеном лишь почли долгом засвидетельствовать вам свое почтение и никаким образом не собирались беспокоить ни вас, ни вашего супруга предложением своих услуг.

Витиеватая тирада, которую я выдал экспромтом, понравилась мне одному.

Губернаторша удивленно на меня посмотрела, а удивленные фрейлины вытаращили глаза и заиндевели от ужаса.

— Посему, прошу извинить нашу назойливость, — добавил я, — и позвольте нам откланяться.

Обращаться к титулованным особам запросто, называя только титул, могли позволить себе только люди одного с ними круга.

Я же был рекомендован губернаторше знакомыми, стоящими много ниже ее в служебной иерархии, да еще с упоминанием того, что занимаюсь малопочтенным ремеслом.

Поэтому мое фамильярное обращение могло расцениваться или как верх невоспитанности, или как претензия на равное социальное положение.

Графиня растерялась, не зная, как реагировать на нестандартное поведение, не соотносящееся с правилами этикета. Антон Иванович, считая себя более опытным в вопросах приличия, попытался привлечь мое внимание и исправить оплошность, но я не пожелал его понять.

— Я думала, вы осмотрите его сиятельство, — после долгой паузы, сказала хозяйка.

— Мы, собственно, здесь проездом, и я не намеревался заниматься медицинской практикой…

Очередная задержка в пути была совершенно ни к чему, и мне не удалось скрыть недовольство от перспективы стать личным врачом губернатора.