Кодекс Алеппо - [73]

Роясь в Государственном архиве в Иерусалиме, я нашел три написанных от руки листка. Документ этот не подписан, но его содержание указывает на то, что это первое сообщение Фахама президенту Бен-Цви после прибытия в Израиль. Никогда раньше я не видел ссылок на этот документ. Прежде чем коснуться чего-то, связанного с «Кодексом», или с Алеппо, или с его опасным (как он его назвал) путешествием, Фахам захотел рассказать президенту нечто другое. Там, в частности, написано: «Вот что известно про Эль-Камышлы [имеется в виду один из городов на сирийско-турецкой границе] и про ограбление иммигрантов евреем по имени Сило и работниками Еврейского агентства. Сило взял 11 000 турецких лир у Фахама вдобавок к тому, что забрал у других».

Человек, перевозивший в Израиль «Корону», утверждает, что по дороге был ограблен израильским агентом. Именно это Фахам захотел сообщить президенту в первую очередь. Тот, кто писал протокол, подчеркнул в тексте эти короткие фразы; и далее свидетельство Фахама продолжается на двух с половиной страницах, на которых этот инцидент больше не упоминается. Никаких ссылок на хищение какой-либо части «Кодекса». И нет никакого другого документа, где Фахам коснулся бы этого вопроса.

Я стал наводить справки по поводу Сило. Ицхак Заафрани, сын одного из алеппских раввинов, которые отправили «Корону» в Израиль, сообщил, что это был резник, торговец кошерным мясом, который, пройдя обучение в Алеппо, был послан заниматься ритуальным убоем скота в Александретте. Были сомнения, строго ли он соблюдает все правила, сказал Заафрани, и достаточно ли остры его ножи – важнейшее требование к резнику, который должен забивать скот безболезненно; были люди, не соглашавшиеся есть мясо животных, которых он забил. Одна старая женщина из Алеппо, которая сбежала из Сирии в 1956 году и сейчас живет в Тель-Авиве, выразилась в том же духе. Сило помог сбежать многим алеппским евреям, и тем не менее община вроде бы не вспоминала о нем с той признательностью, какую можно было ожидать. Мне показалось, что, когда речь заходила о его религиозности, люди, соблюдавшие традиции, говорили о нем как о человеке с плохой репутацией.

Как-то вечером я шел по улице Тель-Авива с Эзрой Кассином, детективом-любителем, расследующим историю «Короны». У нас с ним вошло в привычку часами строить версии пропажи частей манускрипта и потом искать в них дыры. В этот раз мы заговорили про Александретту. Мимо нас шли прохожие, обычная тель-авивская смесь из парней с козлиными бородками во вьетнамках и девушек в майках. Нам повстречался низенький пожилой человек в старом синем костюме и маленькой черной шляпе, который выглядел гостем из другого мира. Леон Нафтали, так его звали, был родом из Алеппо, Эзра знал его по синагоге. Ему было семьдесят четыре года.

– Напомни мне, как ты выехал из Алеппо, – сказал ему Эзра, когда тот остановился поболтать.

– Через Александретту, – ответил Леон, – в сорок девятом году.

– А ты встречался с человеком по имени Сило? – спросил Эзра.

– Еще бы!

Нафтали с матерью были довольно состоятельными людьми, и они устроили себе паспорта, позволявшие им легально покинуть Сирию, рассказал он мне, когда я позже взял у него интервью в его доме. Его братья уже сбежали, а отец умер. В декабре 1949 года они с матерью доехали на автобусе до сирийско-турецкой границы и затем до Александретты и там спросили, где находится лавка Сило. Им еще раньше сказали, что представитель Израиля пристроит их на несколько дней и организует проезд до Хайфы. У матери Нафтали была с собой сумка с дорогими украшениями и несколькими серебряными бокалами для кидуша, из которых семья из поколения в поколение пила вино, благословляя субботу. Сило сказал им, что держать при себе такие ценные вещи рискованно – турецкие чиновники могут все это отобрать, и предложил оставить сумку у него, пообещав принести ее им на корабль перед самым отплытием в Хайфу. Они согласились и, когда корабль готовился к отплытию, все ждали и ждали Сило. Но он так и не появился. Нафтали и мать этого так и не забыли.

– Не было еврея, проехавшего через Александретту, который бы на него не пожаловался, – сказал Нафтали. По прибытии в Израиль они с матерью никакого официального заявления не подали, решив, что это бесполезно.

Подобные жалобы, видимо, поступали и в дальнейшем, уже после истории с Фахамом. Одна из них, попавшая в Еврейское агентство в 1962 году, датирована 29 ноября и упоминается в письме израильского агента в Турции: один из иммигрантов, проезжавших через Александретту, пожаловался на пропажу двух единиц багажа и в открытую обвинил в этом Сило. Агент написал своему начальству, защищая Сило, он уверял, что у Сило нет доступа к багажу проезжающих и потому он не может считаться ответственным за его сохранность.

Подобные истории, если они правдивы, не вызывают удивления. Ведь беженцы, переходящие со всем своим добром через границу, – легкая добыча, а среди агентов, организующих нелегальное перемещение людей, нередко попадаются люди без чести и совести.

Сило еще много лет работал агентом в Александретте и переправил в Израиль несколько тысяч евреев – так рассказал мне его близкий родственник, у которого я взял интервью в Соединенных Штатах. Он безусловно был опытным агентом, и это могло возобладать над всеми прочими соображениями и заставить власти закрыть глаза на его причастность к исчезновению фрагментов древнего манускрипта, который прошел через его руки и который он, сам алеппский еврей, мог опознать как артефакт огромной ценности.