Код Маннергейма - [16]

— Далеко ли путь держите-с?

Я рассказал ему о предстоящем маршруте и о том, что в Кашгар нам надо поспеть за неделю.

— Тэк-с, тэк-с, ну, — за перевал-с. — Он налил вторую, и на замечание Екатерины о том, что за перевал вроде бы уже выпили, этот уникум невозмутимо ответствовал: — Тэк ведь, барышня, сколько их, тех перевалов-то, — страшная ужасть.

Выпив, поморщившись и понюхав яблоко, Серьга объявил:

— Сто целковых-с.

Екатерина с азартом вступила в торговлю с негоциантом от дикой природы, обращая внимание на то, что запрошенная сумма — несуразна, так как обычно проводник берет пятнадцать рублей, и это всем хорошо известно. Серьга делал вид, что сильно обижен, тяжело вздыхал и даже пытался выжать слезу из узких хитрющих глаз. Заметив, что его актерство не произвело ожидаемого впечатления, верненский Кожаный чулок принялся туманно рассуждать о том, что много находится желающих считать деньги в его карманах, затем выразился определеннее:

— Эх, барышня, ведь не надобно быть Михайлой Ломоносовым, чтобы уразуметь, что не на пикник в горы собрался господин полковник сотоварищи. А голову свою подставлять задарма — кому ж охота-с?

В результате торговли удалось снизить запросы оборотистого купчины, сторговавшись на пятидесяти рублях. Попрощавшись с приветливым хозяином и Серьгой, мы тронулись в обратный путь. Стремительно, по-южному темнело, воздух был напоен ароматами разнотравья. Вставала над горными пиками огромная желтовато-серебристая луна. Камни, река и деревья, окутанные сумеречным светом, причудливо меняли очертания — мы оказались в ином, нереальном и загадочном мире. Звонко стрекотали цикады. Екатерина таинственно прошептала:

— Я хотела бы показать вам мое любимое место. Давайте заедем, это недалеко.

Мы обогнули холм с другой стороны, и в горном распадке, спускающемся к реке, я увидел водопад. Вода, веками падая с высоты нескольких саженей, проточила в подножии скалы каменную чашу. Образовалось маленькое озеро. Лунная дорожка подрагивала на его глади, а из глубины поднимались на поверхность тысячи мерцающих в этом свете пузырьков воздуха.

На утесе над водопадом росла большая, раскидистая яблоня. Она и окружающие озеро кусты облепихи, усыпанные оранжевыми ягодами, были украшены тонкими полосками ткани. Некоторые еще хранили яркость красок, другие уже выбелило горное солнце.

— Это кыргизский свадебный обычай, — пояснила Екатерина. — Они, когда спускаются с горных пастбищ, всегда здесь останавливаются, и будущие молодожены вяжут ленточки на счастье.

Моя спутница привязала кобылу и грациозно поднялась на утес.

Спустившись, она протянула мне на ладони небольшое бордовое яблоко.

— Дичка, но все яблочки наливные. Может быть, это древо познания, — сказала она серьезно и, как будто бы решившись, откусила половинку яблока, а оставшуюся предложила мне.

Я обнял ее. Сладкий яблочный сок, нежность и теплота полураскрытых губ, волосы, сохранившие аромат разнотравья, закружили меня. Я чувствовал, как бьется ее сердечко моему в такт.

— Пойдем купаться, — сказала она, когда, едва не задохнувшись, мы смогли оторваться друг от друга.

Всю оставшуюся жизнь я буду помнить крупинки белого кварцевого песка на нежной коже и хруст этих крупинок на моих зубах.

Мы молча вернулись в город. Невысказанная грусть и сближала нас, и отталкивала друг от друга. У ее дома мы остановили лошадей. Я пытался объяснить ставшей такой близкой женщине, что не имею права брать на себя никаких обязательств. Сорокалетний ландскнехт — я не знаю, доведется ли вернуться из предстоящего опасного путешествия. И еще я хотел сказать, что никогда прежде не испытывал такой нежности. Она закрыла мне губы прохладной ладошкой.

— Я знаю, — прошептала она.

Пора уходить — в гостинице ожидали мои товарищи и много разных забот перед завтрашним выступлением отряда. Но сердце разрывалось, и я никак не мог тронуть с места притихшего Талисмана. Она погладила мое лицо, как будто кончиками пальцев его запоминая:

— Я буду молиться за тебя всем богам, которых знаю. Если сможешь, пиши мне.

Я целовал соленые от слез губы и не знал — ее это слезы или мои.

— Езжай, — сказала она, порывисто отпрянув, перекрестила меня и легонько хлопнула Талисмана по крупу.

Не оглядываясь более, я шенкелями перевел коня в галоп и придержал его, только когда углубился в переплетение заросших садами улиц. Я нащупал в кармане портсигар, достал папиросу и потянулся за спичками, которые по старой кавалерийской привычке возил в седельной сумке. Справа, в густой зелени, сверкнула вспышка, грохнул выстрел. Я услышал пронзительный свист. Пробитая пулей фуражка слетела с головы и, скатившись в арык, медленно вращаясь, поплыла, увлекаемая водой. Секунду спустя неизвестный стрелок повторил попытку, но боевые навыки спасли меня — за мгновение до этого я поднял Талисмана на дыбы и тем самым уберег от ранения себя и лошадь.

Мой наган звонко затявкал, посылая в темноту пули. Выстрелив несколько раз, я сделал паузу и попытался что-нибудь разглядеть или услышать. В ушах стоял легкий звон, а глаза застилал пороховой дым. Через минуту послышался топот бегущего человека, а затем резкий гортанный окрик и стук лошадиных копыт. В просвете улицы мелькнула фигура всадника, проникший сквозь густые кроны деревьев лунный свет блеснул на стволе карабина и бритом затылке моего противника. Я не пытался его преследовать, спешился и выловил из арыка испорченную выстрелом фуражку. Оставшийся до гостиницы путь прошел без приключений.