Код Горыныча - [12]
Вариантов этой сказки всего четыре (обычно у сказок бывают десятки или сотни вариантов). Три варианта отличаются друг от друга только числом зверей, которые выстраиваются друг за другом, чтобы вытянуть из земли гигантский корнеплод: дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, сучка (не жучка, конечно, никакая) за внучку.
Но в четвертом варианте (никак не моту отделаться от мысли, что он первый и главный) после того, как репку не смогли выдернуть из земли дедка, бабка, внучка и жучка, на помощь к ним приходит — нога. Потом приходит вторая нога. Потом третья. Потом четвертая. И выдернуть репку удается, только когда к этой странной компании примыкает пятая нога, наконец.
Что это за ноги — неизвестно. Гадать можно до бесконечности. Имеют ли эти пять ног какое-то отношение ко всяким бессмысленным в русской фольклорной традиции предметам, которые нужны, говорят, «как собаке пятая нога»? Нет ответа.
Сами по себе существуют эти ноги или на них стоит кто-то по отношению к бабке и дедке огромный? Нет ответа.
Связаны ли эти ноги каким-то образом с ногами Соловья-разбойника, которые, как известно, были обе левые? Нет ответа.
В родстве ли эти ноги с омниподами, придуманными Умберто Эко? Нет ответа тоже.
Можно вдаваться во всякого рода фрейдистские спекуляции. Можно обратить внимание, что репку вытягивают дедушка, бабушка, внучка и всякое зверье, а родители девочки в сборе урожая не участвуют. Можно предположить, что первые две ноги принадлежат девочкиной, например, маме, третья и четвертая нога — папе, а пятая нога — это не нога вовсе, а… Бог знает, до каких догадок можно допредполагаться, размышляя о существе пятой ноги и о связи этой бессмысленной пятой ноги с плодородием. Полагаю, никакому Рону Джереми в страшном сне не привидится складывающаяся конфигурация. Цитирую: «Дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, сучка за внучку, одна нога за сучку, другая нога за одну ногу, третья нота за другую, четвертая нога за третью, пятая нога за четвертую — и вытянули репку». Когда репку вытягивают таким образом из земли, мне думается, она должна кричать, как корень мандрагоры.
Спекуляции по поводу этой сказки могут быть самые причудливые. На самом деле они не более чем спекуляции. Разгадки нет. Мне кажется, как только я пойму, что это за ноги и что там у этих ног с репкой, дедкой, бабкой, внучкой и сучкой на самом деле произошло, я пойму самое существо русской народной души, и разъясню для себя все извивы отечественной истории, и прозрею будущее отечества, и вообще смогу спокойно умереть.
Но тайна пятой ноги непознаваема. Я спрашивал фольклористов. Они тоже не знают. Иногда мне кажется, что архангельская бабушка (или дедушка), более ста лет назад рассказывавшая исследователю Харитонову свои уникальный и необъяснимый вариант сказки про репку, просто была пьяна или откровенно издевалась над городским чудаком в очочках, всерьез записывавшим сказки, которых даже дети не слушают внимательно. Может быть, так оно и было.
Но с тех пор вся жизнь наперекосяк.
Съеденная лошадь
Во многих русских сказках у лисы (или как вариант — у волка) появляется лошадь с телегой. Некоторые сказки даже не скрывают, что лошадь краденая, но из сказок не понятно, как именно собирается лиса лошадку использовать в хозяйстве. Пахать ли, перевозить ли какие товары — неизвестно. Покамест лиса просто радуется привалившему ей вдруг богатству и разъезжает на лошади по лесу, чтобы покрасоваться. Ей встречается заяц, просит покатать его, и лиса отвечает: «Садись, косой дурак», т. е. понимает, с кем имеет дело. Потом им встречается волк и тоже просит, чтобы его покатали. «Садись, серый вор», — отвечает лиса, демонстрируя трезвую оценку морально-нравственных качеств волка. Наконец, им встречается медведь, тоже просит покататься и получает ответ: «Садись, сиволапый». Лиса и по части достоинств медведя не питает никаких иллюзий.
Лошадь и телега, на которых звери катаются, всем хороши, только вот у телеги с самого начала надломлена оглобля. А когда на телегу взгромождается медведь, оглобля ломается и вовсе. Казалось бы, не беда: и новую оглоблю можно смастерить из любого подходящего деревца.
Вот лиса и просит медведя зайти в чащу и выломать оглоблю. Медведь ломает множество деревьев и через сколько-то времени притаскивает огромное бревно. Отставив сиволапого от столь серьезного дела, как модернизация основного средства производства (то бишь телеги), лиса отправляет в чащу волка. Но и серый вор приносит несоразмерно большое бревно. Надо ли говорить, что, когда лиса посылает за оглоблей зайца, косой дурак приносит прутик, годный разве только на то, чтобы пасти гусей.
Приходится лисе самой идти за деревом. Однако же, пока лиса в чаще трудится над модернизацией телеги, волк и медведь сжирают оставленную на их попечение лошадь. Надо отдать, им должное: они не просто съедают бедное животное. Пожирание лошади волк и медведь обустраивают как серьезный проект. Съев лошадиное мясо, серый вор и сиволапый мишка набивают лошадиную шкуру сеном, соломой и живыми воробьями. Со стороны могло бы показаться, что медведь и волк тоже участвуют в модернизации — таскают сено, собирают солому, ловят воробьев…
