Код человеческий - [15]

Игорь сохранил в памяти образ деда Никифора, дядькиного тестя, потерявшего жену в Солнечном. Такой же крепкий, как и дядя, только чуть более сухой, он обожал осиротевшего «казачонка» и вечерами после работы возился с ним, несмотря на жуткую усталость. Дед мастерил какие-то домики из спичек, учил подражать токованию голубей («сложи руки в замок, теперь чуланчик там сделай, прикрой большими пальцами… та не сильно… теперь дуй туды, как в дудку… молодец!»), пользоваться столярными принадлежностями («на, забивай гвозди в ту чурку, пока не упреешь») и брал с собой в пустоши, когда садик не работал.

Однажды к Виктору Николаичу пожаловали таинственные визитеры. Двое мужчин в черных костюмах о чем-то негромко поговорили с ним на кухне, а затем быстро ушли. Вечером того же дня дядя Витя с тетей горячо спорили. Она что-то возражала, до уха мальчика доносилось ее «не отдавай…», «ты же Максиму обещал…» и дядькин приглушенный бас.

Через месяц визитеры забрали Игоря в Улей. Приемные родители проводили до самого Защекинска, там обняли – и больше Нерв их не видел.

Вообще станичка промелькнула быстро, казалось, что именно с Улья началась история Игоря, с Ульем связана масса ярких воспоминаний, здесь по-прежнему трудится любимый Учитель.

Как-то жарким майским днем Кремов старался не уснуть, слушая в большой полупустой аудитории лекцию по невербалке. Так предмет называли все обитатели Улья от начальствующего состава до ленивых курсантов, помечавших аббревиатурой «НКО» титульные листки конспектов. Игорь принципиально написал на обложке тетради длинное: «Невербальная коммуникация в обществе» – и на первом занятии усердно, как обычно, пытался вникнуть в суть. Но то ли позднее время (лекция читалась последней), то ли жаркая погода, сморившая слушателей, то ли еще какая причина, но не шла в сознание мерная убаюкивающая речь профессора Казимирова. Тот расхаживал вдоль преподавательской кафедры, сухонький интеллектуал за шестьдесят. Уложив голову на столешницу, Кремов из последних сил разбирал его слова «о предмете и методе», как вдруг в аудитории повисла тишина. Встревоженный Игорь принял вертикальное положение, испугавшись, что остановка из-за него. Но нет, Казимиров не смотрел на сонного курсанта, он не смотрел даже в сторону амфитеатра, где на разных ярусах развалились три десятка молодых людей. Преподаватель, осекшись на полуслове, устремил взгляд в точку за окном. Впрочем, кроме Игоря встрепенулась лишь пара человек, остальные блаженно сопели, сраженные весенними лучами и недавним обедом.

– Внимание! – неожиданно громко скомандовал Казимиров, развернувшись к курсантам.

От окрика публика начала приходить в себя, зашуршали конспекты, покинувшие объятья морфея ошалело таращились по сторонам, наивно полагая, как и Кремов, что суета возникла по их вине. Но ни в чей адрес упрека не последовало, наоборот, опустив дисциплинарный момент, пожилой профессор, хмуря брови, начал говорить то, что сняло с молодого Игоря налет усталости.

– Товарищи, – начал Казимиров старомодным обращением, – у вас и у меня совсем нет времени расслабляться и позволять себе роскошь ничегонеделанья. В прошлом НКО был базовым предметом института, базовым! – повторил он для усиления. – Сейчас за то мизерное количество часов, что отводится для его освоения, даже гениальным учителям не донести до вас сути невербальной коммуникации, ее значимости для общества и государства. Мало того, эти разнесчастные часы ставят последними в учебное время. Вы слишком молоды, чтобы понять причины такой несправедливости, но найдите силы услышать меня! – С каждым словом профессор все сильнее волновался. – Повторяю, услышьте меня, иначе останетесь пустышками! Пустышками, которые механически нюхают грязные отходы преступников, не озадачиваясь ни причинами, ни последствиями, ни перспективами развития самой преступности. Вы как роботы будете день ото дня копаться в помоях, не помышляя, откуда же берутся уроды, извращенцы и почему наше общество в такой глубокой яме! Вам никто не объяснит этого: ни криминолог с новомодной кафедры виктимности групп, ни криминалист, ни квалификатор! – Некоторое время он продолжал в том же духе, напористо, с азартом.

Последние слова он почти прокричал, окончив монолог ударом кулака по столу. Пожилой профессор выплеснул какую-то пока не понятную для курсантов боль, отчаянно пытаясь уцепиться за кусочек их внимания. В годы учебы такое не встречалось Игорю никогда. Чтобы старший вот так, словно от его слов зависит жизнь или смерть, не находя себе места, психологически сближался со слушателями, раскрывался?! Казимиров же, тяжело дыша, походил на загнанного бегуна, отдавшего последние силы на передачу эстафеты. Каждый из младших почувствовал, что «эстафетную палочку» он хочет передать во что бы то ни стало, даже, если потребуется, в предсмертном броске. Тридцать пар глаз тревожно смотрели на преподавателя. Тот выпрямился после удара о стол и приготовился продолжить, но в звенящей тишине бесцеремонно заверещал зуммер, возвестивший об окончании занятия.

Вот это была драма. Тогда не понятая никем из курсантов, но впоследствии определившая судьбу многих из них. Судьбу Игоря точно. Речь профессора детонатором запустила процесс познания важнейшего предмета во всей вселенной. Кремов ощутил синхронизацию с Казимировым, ту самую, о которой профессор говорил на лекциях, ту самую, делающую людей единомышленниками. Теория НКО завладела разумом молодого курсанта, заставляя работать на себя. Куда бы Игорь ни шел, за чем бы ни наблюдал, всегда его оценки, выводы и поступки стремились согласоваться с принципами невербалки. Вначале это раздражало и утомляло, мозг будто заразился паразитами, вытягивающими ресурсы независимо от желания хозяина думать или расслабляться. Игорь даже сочинил отвратительное определение – «интеллектуальные глисты», чтоб осмыслить проблему. Но раздражение постепенно ушло, к нагрузкам на аналитический аппарат он привык, в душе прописалось спокойствие, а при случайном воспоминании о «глистах» губы трогала непроизвольная улыбка, снисходительно прощавшая «прошлого Игоря» за гадкое отношение к его новому наполнению. Правда, и тогда загадочная природа «невербального» мировоззрения осталась до конца не постигнутой курсантом, он просто доверился интуиции.