Код бестселлера - [26]
Этот принцип – «что приятно читать, то читать постыдно» – на самом деле отнюдь не нов. С 1774 по 1820 год в США было опубликовано всего лишь девяносто наименований художественной литературы, но уже к 1840 году число опубликованных книг выросло до 800. Предложение росло, чтобы удовлетворить спрос – особенно со стороны женщин, которые читали романы запоем и требовали еще. Люди, имеющие доступ к выражению своего мнения в печати, тут же объявили, что удовольствие от подобного чтения – недостойное. В 1855-м главным бестселлером года стала книга некой Марии Сюзанны Камминз «Фонарщик»[79]. Она разошлась огромным для своего времени тиражом – 70 тысяч экземпляров в первый же год в США и еще 100 тысяч – в Британии. Популярность «Фонарщика» у читателей не убывала в течение многих десятилетий. Один критик назвал эту книгу «чрезвычайно оригинальным и естественным повествованием», но Натаниель Готорн, сам известный писатель и критик (чье мнение ценится и по сей день), невзлюбил ее. «В чем загадка бесчисленных переизданий “Фонарщика”?» – спрашивал он у своего редактора. Готорну, как и многим литературным критикам (тогдашним и современным), бестселлер как явление казался необъяснимым. Готорн заявил своему редактору, что для него невыносимо быть коллегой «толпы баб, марающих бумагу» и производящих «мусор», которым зачитывается Америка; Готорн сказал, что лучше вовсе перестанет писать. Подобные воззрения живы до сих пор.
Роман «Фонарщик» повествует о судьбе никем не любимой девочки-сироты по имени Герти. Она живет у злой старухи, но потом ее оттуда забирают и воспитывают в ней способность любить, крепкие моральные ценности и веру. В то же время девочка сохраняет природную живость и твердость характера. Конечно, к концу книги она взрослеет и наконец находит свою любовь. Роман пользовался огромной популярностью; Готорн же считал его чересчур сентиментальным.
Через сто лет другой писатель, Джеймс Джойс, вывел в романе «Улисс»[80] героиню по имени Герти Макдауэлл. Джойсова Герти – безжалостная карикатура на героиню «Фонарщика». У нее есть изъян – хромая нога; кроме того, она полна греховных мыслей и больше всего на свете интересуется собственными трусами. Несмотря на огромный успех «Фонарщика», ни Готорн, ни Джойс и не думали принимать всерьез сироту Герти. Оба писателя-мэтра презирали «Фонарщика» за то, что его автор старалась играть на чувствах читателя, и считали такой подход позорным.
Прошло сто пятьдесят лет, но сообщество литературных критиков по-прежнему состоит из Готорнов и Джойсов. Как и эти писатели, критики предпочитают видеть в художественной литературе скорее пространство для социально-политического анализа или осознанных языковых экспериментов, чем место для получения удовольствия. Рекомендуя литературу своего времени, Готорн составил список из десяти книг, выбранных за лучшие описания Америки, за историчность или рассуждения о политике, за искусные поэтические метафоры или изящное построение фраз. Но другие литературоведы более взвешенно отнеслись к «Фонарщику» и прочим современным им романам женского авторства. Некоторые – в весьма изящных формулировках – оценили мощь художественного повествования, которое разворачивается в мире чувств, а не в мире истории и политики. Эти литературоведы – кстати, по большей части женщины – всерьез восприняли «книги, в которые уходишь с головой», «удовольствие бегства от действительности», «очарование вымысла»[81]. Они признали: некоторые романы так сильно «воздействуют на массы» не из-за того, что они «говорят» читателю, а из-за того, что они с ним делают. Не следует считать подобное чтение второсортным.
Дженис Рэдуэй, литературовед, потратила много лет на исследование вопроса, почему люди читают популярные книги. Она прекрасно описывает собственный опыт чтения художественной литературы:
В моей жизни бывают моменты, когда книга становится чем-то большим, нежели просто предмет; когда она переносит меня в другое место, в состояние транса, которое трудно описать. В этих случаях чтение, или то, что Марсель Пруст назвал «плодотворным чудом общения, происходящего в одиночестве», преодолевает мой рациональный подход ученого критика к книгам как человеческим творениям. Когда это происходит, книга, текст и даже сам процесс чтения исчезают, и происходит некое странное пресуществление, в котором мое «я» становится иным и претворяется в мысли, отличные от тех, что обычно производит мое сознание. Это тактильное, чувственное, глубоко эмоциональное ощущение, когда тебя захватывает книга, – вот что будят у меня в душе воспоминания о чтении, подобно мадленкам у Пруста. Это ощущение – абсолютно осязаемое, телесное, хотя вызвано не физическими стимулами[82].
Работая над «Кодом бестселлера», мы попросили своих студентов провести эксперимент-наблюдение (практически медитацию) и зафиксировать все реакции, возникающие у них при чтении незнакомой книги. Конечно, мозг в это время размышляет и анализирует, но что делают чувства? Более того, какова физическая реакция тела на печатное слово? Мы спрашивали студентов: «Когда у вас учащается пульс?», «Когда у вас сосет под ложечкой от беспокойства?», «Когда вы сжимаетесь от страха или ощущаете сексуальное возбуждение?», «Когда у вас встают волосы дыбом?», «Когда вы улыбаетесь?», «Когда вы возмущенно кричите на персонажа или швыряете книжку об стену?».
