Кочевые дороги - [23]

— Сколько нужно, столько и можно, — отрезала она, и я с трудом выдержал взгляд её невозмутимых серых глаз, — знаю, в каком месте у тебя давление. Ты, мерзавец, воспользовался моим беспомощным положением, склонил добродетельную женщину к сожительству, втоптал в грязь моё чистое имя, а теперь заявляешь, что я тебя заездила. Ничего, тётя Маша хорошие травки варит, они холестерин растворяют и укрепляют не только нервную систему вместе с… иммунной. Если б ты ещё пил, саботажник, поменьше, так вообще на здоровье перестал жаловаться.

После травок от Афанасьевны, я действительно чувствовал себя прекрасно, никаких страданий с похмелья, да и куда-то, заодно, подевались отдышка, звон в ушах и круги перед глазами. Фамильное лежбище терпеливо принимало удары судьбы, и однажды не выдержало, что-то там внутри треснуло и со стуком отвалилось. Доигрались, итическая сила. Ирина на этот случай нецензурно прошипела, и сказала, что, дескать, домовой починит.

В такой непростой, но благотворной атмосфере прошло ещё три дня, и однажды Ирина за завтраком — кофе, гренки, джем, пробормотала, дескать, что-то Боренька давно не являлся, не похоже на него.

— Тьфу на твой язык, — говорю, — тебе два дня до отъезда, а тут мне не хватало безобразных сцен на виду у всей деревни. Реноме моё разрушать, вместе с репутацией.

— Твоё реноме, моншер, — съязвила Ирина, — уже ничего не спасёт. Я завтра уеду, надеюсь, навсегда, а ты тут со своей репутацией останешься. И всю оставшуюся жизнь будешь её отмывать. Кстати, отвезешь нас утром в город, что-то неспокойно мне. — Она вздохнула. — Поедем мы завтра.

С утра я отвёз Ирину в город, мы с ней тепло попрощались. Она даже слезу пустила, да и мне чего-то не по себе стало.

— Ты звони, — всхлипнула она, — просто так звони. Может, на выходные съездим к тебе. И не забудь про ту штучку. Ну всё, пока.

Она развернулась и пошла, а Аня помахала мне рукой и крикнула:

— Ты, Вольдемар, нам позвони, мы к тебе приедем!

Я тоже не стал затягивать проводы, развернулся и сел в машину. Нечего сопли разводить. Надо бы сделать кое-какие дела в городе. Поехал по магазинам, закупать всё по списку: и сантехнику, и инструмент, и спецодежду и бытовую химию. Набрал всякой еды из расчета на три недели, водки и коньяку. Короче, машину набил под завязку и подался обратно, к родным пенатам.

В доме, после отъезда Ирина с Аней было пусто и тихо. Я сообразил себе перекусить, и, потихоньку, за рюмкой коньяка, размышлять, что же надо сделать. Прошелся по своим владениям, нашел на кухне записку от Ирины и пакеты с травой. Ирина писала, чтобы я не пил много, а в пакетах оставила траву от похмелья, на всякий случай. Я видимо, чего-то недопонимаю, но на этой траве можно было бы такие бабки понять, мама не горюй. Но никто даже и не шевелится, а мне и вовсе в лом, я сюда отдыхать ехал, а не торговлей заниматься. Походил я ещё кругами по усадьбе, полюбовался на газон, и решил, что моя нервная система получила слишком сильный стресс, и поступил по рецепту психотерапевта-алкоголика, своего бывшего соседа Курпатова. Так вот он считал, что нервические стрессы, а именно внутренние конфликты, надо вышибать хорошей дозой спиртного, так, чтобы утром не возникало никаких мыслей, кроме как о головной боли и тошноте. Это, по мысли доктора, должно примирить внутреннее и внешнее, и, тем самым, способствовать душевному здоровью пациента в ущерб физическому. Довод он приводил железный — сломанную руку можно вылечить, а сломанные мозги — нет. Я так и поступил, проще говоря, нажрался, как свинья.

Утром, конечно же, я ещё раз пострадал. Ворона, гадина, уже сидела на подоконнике, а не на ветке. Поняла, что я не собираюсь её ощипывать, вот и обнаглела. Хотя, что ей надо — непонятно, колбасу не жрет, а другой еды у меня пока нет. Я забил на проблему болт, предсказания доктора сбывались — я не думал ни о чем, кроме своих страданий, и пошел заваривать себе волшебной травы.

Дальше пошло легче. Я разобрал купленные вещи по кладовкам и начал обустраиваться всерьёз. К примеру, пора бы покрасить штакетник в палисаднике, его облезлый вид коробил мои истэйтические чуйства. Я взял банку с синей краской, кисти, напялил перчатки и халат, и отправился в палисад, непосредственно к фронту работ. Увидел соседку, Марью Афанасьевну, она обрабатывала свой палисадник, что-то там то ли окучивала, то ли выпалывала. Поздоровался с ней, пожелал доброго дня и начал красить забор. Чего-то мы зацепились с Афанасьевной поговорить насчет цветов, я рассказал ей про свой опыт выращивания морковки. Однажды, когда я ещё в Якутии жил, у меня была под окном грядка. И я откуда-то припер семена, мне вроде их тётка давала, говорила, что это морковь. Ну я, как порядочный, конечно же по пьянке, взрыхлил два квадратных метра земли, густо посеял, обильно полил. А вскоре меня загнали в командировку почти на пять недель. Вернулся, дело было поздним вечером, смотрю в окно, что-то народ с неестественной частотой нарезает круги мимо моих окон. Я немного удивился, вышел посмотреть, у моего дома мёдом, что ли намазано? А оказалось, что я перепутал семена и вместо морковки высадил ночную фиалку. Она настолько хорошо взошла, и даже так зацвела, что вечерами вокруг дома стоял медовый аромат, вот народ к нему и потянулся.