Кобра под подушкой - [27]

Тревога оказалась кратковременной. После отбоя диктор объявил, что вражеские самолеты появились у Брайтона и, не долетев до Рединга, сбросили где попало бомбы и улетели обратно. Прошли те времена, когда они могли легко добираться до Лондона. Затем стали передавать ночные известия, но друзья не слушали.

В дверь постучали — судя по стуку чем-то металлическим.

— Кто? — крикнул Пимброк. — Я сплю.

Дверь открылась. На пороге стоял полковник Марло — в котелке, сюртуке и серых полосатых брюках. В петлице у него торчала орхидея, под мышкой трость с серебряным набалдашником. Пимброк и Эймз встали. Марло уселся в кресло, положил на пол котелок, швырнул туда белые перчатки и вытянул ноги.

Эймз налил ему в стакан содовой. Марло осушил стакан, попросил другой, затем выкурил сигару.

— Ну-с, мальчики, — он потер колено и скривился от боли, — я был на банкете в американском посольстве. Познакомился, между прочим, с вашей американкой, очаровательная девица. Если бы я был моложе лет на пятнадцать и не ревматизм, обязательно соблазнил бы ее. Завтра она с Поуэлом поедет в Истборн. Они уговорили поехать нескольких русских, в том числе Мухина. Там все останутся ночевать.

Эймз сделал удивленное лицо.

— Она мне ничего не говорила.

— Во-первых, это решили на банкете. А во-вторых, она вовсе не обязана согласовывать все с вами. Хотя прекрасно знает, что вы на секретной службе. Так вот, надо воспользоваться поездкой и ударить по Мухину. Обыскать его номер самым тщательным образом. Перерыть все. Он должен где-то прятать секретные записи. Надо узнать, что думают русские о встрече глав правительств. Верят ли, что в будущем году мы переправимся через Канал? И какого они мнения о дунайско-балканском плане Черчилля? А по возвращении в Лондон Мухин будет арестован. Разрешение получено.

Пимброк округлил глаза

— Разрешили?! А если не найдем ничего компрометирующего?

— Должны найти. — Марло ударил по колену и поморщился. — Я все выпытал у вашей американки. Она сказала, что все эти дни Мухин пропадал в посольстве, по вечерам писал дома. Отказывался идти на концерты, хотя очень любит музыку. Значит, где-то должны быть черновики или какие-нибудь записи.

— А если все-таки не найдем? — повторил Пимброк.

— Тогда сделаем так, как велит нам небо. — Он понизил голос. — Подкинем кое-что. Уже приготовили. Найдем это при обыске после ареста и предъявим ему обвинение в шпионаже в пользу немцев.

— Но это же… — Пимброк закусил губу и мотнул головой. — Зачем все это?

— Чтобы нажать на него. А если ничего не выжмем, освободим его и свалим все на немецкую разведку. Дескать, она подбросила подложные документы, чтобы опорочить Мухина. Важно найти предлог для того, чтобы подвергнуть его жесткому допросу. Вот это и будет его проверкой.

— Значит, завтра? — спросил Эймз.

— План утвержден большим начальством. — Марло поднял котелок с пола и стал натягивать перчатки. — Идите вы оба. И… — он вынул из внутреннего кармана сюртука конверт, — содержимое этого конверта засунете ему под матрац у изголовья. Поняли?

Эймз молча кивнул головой. Пимброк пошевелил губами.

— И сейчас же после операции явиться ко мне. А рано утром схватим Мухина. Поезд придет в четыре двадцать.

— На глазах у всех? — спросил Эймз.

— Нет, в отеле. Когда подойдет к дверям своего номера. — Марло посмотрел на Пимброка. — У вас кислая физиономия. Не нравится?

Пимброк молча пожал плечами.

— Мухин — человек в маске, — медленно произнес Марло. — И эту маску надо сорвать с него. Мое чутье никогда не обманывает меня. — Он похлопал Пимброка по плечу. — А ваша щепетильность и то, что вы ее не прячете, мне нравится. Мы, занимающиеся этой работой, должны быть очень порядочными людьми. Мы ведь вроде хирургов, которым приходится рыться в гнойных человеческих внутренностях, но у которых руки должны быть совершенно чистые. Благословляю вас, мальчики.

VI

В номере Мухина ничего не изменилось с того вечера. Только на каминной полке, где красовались игрушки, вместо соломенного крокодила стоял светло-желтый кожаный верблюжонок, а в углу, на ящике из-под радиоприемника, лежала плоская круглая корзинка.

Пимброк направил на нее луч фонарика и шепнул:

— Странная штука. Для патефонных пластинок?

— Для пластинок размер слишком большой, — заметил Эймз. — И ручки нет.

Пимброк подошел к письменному столу. На нем лежала груда вырезок из английских газет и письма. Эймз осветил их фонариком.

— Надо будет сфотографировать все письма, а там разберемся. Или позвать Робинза? Правда, я не особенно доверяю его русскому языку.

— Конечно, можно сфотографировать, — согласился Пимброк. — Только имей в виду… в этой куче находятся, пожалуй, и письма Лилиан. Она, наверно, писала ему из Москвы.

Эймз положил письма обратно на стол. Пимброк показал на два чемодана в углу.

— Этими штуками заниматься не буду. Рыться в белье — это по части Робинза. Позовем его после.

— Все-таки интересно, что это за корзина? — Эймз наклонил голову. — Может быть, для шляп?

— Судя по форме и размеру, — сказал Пимброк, — эта корзина подходит только для мексиканских сомбреро. Или для старинных щитов.

— А для абажуров слишком плоска. Больше всего подходит для сомбреро, — согласился Эймз.