Княжий суд - [4]

Я механически повернул грань навершия рукояти, и оно поддалось. Занятно! Я стал крутить его дальше. Навершие отделилось и оказалось у меня на ладони. Для чего тут полая рукоятка? Я потряс ручку, заглянул внутрь. По-моему, там что-то белеет. Вытащить это «что-то» пальцем мне не удалось, и я решил заняться стилетом дома.

Наконец мы добрались до сельской церкви. А уж в храм гроб занесли холопы. Негоже князю самому этим заниматься, да ещё на виду у деревни, достоинство княжеское блюсти надо.

Отпели, похоронили. Оказывается, Фёдор, пока плотник гроб делал, успел с холопами и могилу вырыть.

Вкопали деревянный крест, да вот только на кресте том кроме фамилии ничего и не было — ни инициалов, ни года рождения, ни даты смерти — просто: «Раб Божий Лосевский».

Назад в город Фёдор ехал довольный.

— Исполнили волю усопшего, глядишь — отвяжется теперь призрак, во снах являться не будет.

И в самом деле, после похорон минуло три дня и три ночи, и Фёдор спал спокойно, никто во снах не являлся.

Ну вот, одной проблемой меньше стало. Теперь поеду-ка я в Подмосковье. Надо же землицу да деревни, дарённые государем, посмотреть.

• Предполагая, что забот, времени, и, главное — денег, подарок государя отнимет немерено, я решил взять с собой Андрея. Всё-таки давно на хозяйстве, глаз уже набит. Пусть проведёт своего рода «ревизию» — что с полями, какие люди есть и, значит, — какие ремёсла развивать надо.

Втуне я надеялся переманить его на новые земли, поскольку Андрей оказался человеком на своём месте и с головой — разворотливым, рачительным и, что очень важно, честным.

Но это — позже, а пока я сидел у себя в кабинете и осматривал оружие, которым убили князя.

Я открутил навершие стилета, засунул в отверстие тонкую палочку и выудил небольшой клочок китайской рисовой бумаги. Там было всего несколько слов на латыни, из которых я понял только одно-единственное — «lupus», что в переводе означает «волк». Но сколько я ни силился вспомнить другие слова, ничего не получалось. В принципе — не проблема узнать, надо только съездить к Савве, он многим языкам учён: латыни, греческому в том числе — переведёт. Тем более, есть повод съездить в монастырь — не посещал давно настоятеля. Может, что дельное и подскажет.

Потом я взялся за колишемард, что отстегнул с пояса убитого Лосевского. Название оружия я слышал впервые.

Взявшись за рукоять, я вытащил клинок из ножен. Староваты ножны, кожа на них рассохлась — надо к оружейнику сходить, пусть новые сделает. А вот лезвие удивило. Сам клинок прямой, как у шпаги, но необычный. От рукояти лезвие идёт обычное, приблизительно до половины длины, а затем становится — причём резко, с образованием тупого угла — значительно уже и тоньше. Занятно, не встречал раньше такого.

Я вышел на середину комнаты и сделал несколько взмахов. Оружие лёгкое, прекрасно сбалансированное, в руке сидит удобно.

Усевшись в кресло, я задумался — почему лезвие сделано именно таким? Объяснение было одно — толстое лезвие, что шло от рукояти, должно было принимать на себя удары оружия противника, а более тонкий конец — легко проникать в щели жёсткого панциря — ну, скажем, на сочленении стального грудного панциря и защиты плеча или шеи. Я повертел лезвие — у самой рукояти полустёртая надпись: «ог-den…» и далее неразборчиво.

Ну да, так я и предполагал — оружие немецкое, любили рыцари с оружием экспериментировать. Только почему-то не прижилось оно. Да и ничего, пусть в коллекции моей будет, в оружейной комнате, чай — каши не просит.

Утром в сопровождении Фёдора я снова выехал в свою вотчину. Перед выездом сунул стилет за пояс, рядом с ножом в ножнах. Почему так сделал — и сам объяснить не могу, но это обстоятельство оказалось решающим в последующих событиях.

За окраиной Смолянинова показались развалины княжеского дома, где совсем недавно из подземелья вытаскивали бренные останки князя Лосевского.

— Княже, вроде бродит кто-то у развалин.

Мы остановились, развернули коней. Свои, смо-ляниновские, здесь сроду не показывались, побаивались — разговоры нехорошие про место это ходили издавна.

Кто бы это мог быть?

Подъехали к развалинам, спешились. Никого не видно.

— Фёдор, ты не ошибся?

— Да нет же, человека видел, мужеска полу.

— Давай посмотрим.

И не успели мы отойти от лошадей на пару шагов, как из-за кустарника вышел молодой — лет двадцати пяти — мужчина. Одет не по-нашему — по-европейски. Плащ с застёжкой у горла, большой малиновый берет, штанишки короткие, башмаки с бронзовыми пряжками. В голове как сверкнуло — а ведь вещал призрак про потомка князя Лосевского. Не он ли это?

— Эй! Ты кто?

У незнакомца был странный пронизывающий взгляд.

— Сами кто будете? Встрял Фёдор:

— Ты перед князем стоишь, владельцем вотчины, шапку ломай да поклонись!

— Я сам княжеского рода, не пристало мне перед ровней кланяться.

Настал мой черёд:

— Так ты не потомок ли князя Лосевского?

— Он самый и есть, Вацлав, князь Лосевский, — слегка наклонил голову незнакомец Имечко-то польское — из Ливонии? Княжич как будто меня не слышал — побрёл мимо нас, глядя себе под ноги.

— Ты не предка ли своего следы ищешь? Так схоронили его днями.