Княжий пир - [32]

Как и когда умер Свенельд, никто не знает, а могилы не видели. Владимир по рассказам дряхлых стариков знал, что уже у его прадеда Рюрика он был немолодым суровым воином. Когда речь идет о великих людях, то не знают даже год рождения, но все знают день и час смерти, ибо такое отмечают по всей стране. Но бывают люди, о таких поговаривают шепотом, которые появляются словно ниоткуда, оставляя заметный след, затем так же исчезают…

– Ну что ж, – ответил он хрипло, стараясь придать голосу беспечность, – потороплю Людоту, дабы меч отковал побыстрее!

ГЛАВА 12

В Киеве была целая улица кузнецов, как улицы оружейников, горшечников, пекарей, улицы с мясными лавками. Только один из кузнецов жил при княжьем тереме, во дворе ему поставили кузню, что не знала нехватки железа, угля или дюжих молотобойцев.

Заслышав стук копыт, на порог вышел сгорбленный старик. Белая как снег борода заправлена за кожаный передник, в плечах широк: любому богатырю на зависть, толстые, как бревна, руки с ревматическими вздутыми суставами опускаются до колен. Не по-старчески острые глаза окинули всадников цепким взором. Голос, хриплый и прокаленный в жарком горне, раздался как мерные удары молота по наковальне:

– Доброго здравия, княже… Давненько не захаживал.

Владимир соскочил с коня, Белоян подал ему мешок.

– Людота, – воскликнул Владимир, – ты самый лучший на свете коваль. Я не тревожил тебя, зачем мешать, но ты не знал недостатка… Но сейчас я кое-что привез особое.

Он опустил мешок к ногам старого коваля торжественно и счастливо… Людота неспешно раздвинул горловину, вгляделся, слегка отшатнулся, потом движения его стали торопливее, он суетливо, как хорь, рылся в мешке, высвобождая глыбу, Владимир хотел было уже помочь, но старик вытащил глыбу с неожиданной прытью. В его руках она поблескивала синеватыми искрами. Людота перевел потрясенный взор на Владимира:

– Где ты отыскал такое чудо?

– Правда, неплохое железо? – спросил Владимир как можно небрежнее, хотя готов был завизжать от счастья, кувыркнуться через голову, как дешевый скоморох.

– Железо? Это не железо…

– А что? – быстро спросил Владимир.

Людота в сомнении пожевал бесцветными губами. Ладони его бережно ощупывали глыбу, он все еще держал ее на весу.

– А может, и железо… Только не простое. Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?

Владимир взглянул ему прямо в глаза:

– Что может хотеть князь?

– Меч? – переспросил Людота.

– Конечно же, меч.

Жилы на руках старого коваля напрягались все сильнее, глыба тянула вниз, наконец он со вздохом опустил ее на мешковину.

– Меч…

– До вечера сделаешь? – спросил Владимир жадно. – Ладно, ты же любишь по ночам, дабы не подглядывали… Завтра утром получу?

Людота поклонился строго, с достоинством:

– Спасибо, княже, за честь. Но отковать тебе так сразу меч я не смогу…

Сердце Владимира сжалось в страхе.

– Случилось что? Людота, если ты не сумеешь, то уже больше никто на свете…

– Не знаю, – ответил Людота. – Я такого металла еще не знавал на своей жизни. А жил я, признаться, немало. Да и не могу так сразу… Может, тебе сковать серп аль подкову?

Владимир вспыхнул:

– Меч!

– Тогда жди. Буду говорить с богами.

Он ушел, словно разговаривал с простолюдином, а не с великим князем. Владимир смотрел вслед с надеждой. Кузнецы живут и работают с огнем, они знают тайны, которые волхвам и не снились, иные кузнецы сами могучие колдуны, недаром кузницы и поныне ставят поодаль, о них рассказывают страшные случаи, а при виде кузнецов матери прячут детей.

Людота ради такого случая принес в жертву не ягненка, а молодого раба. Потом трое суток окуривал кузницу травами, постился, взывал к умершим родителям, развешивал по кузнице внутри и снаружи пучки колдовских трав.

На пятый день он выгнал из кузницы подручных, а князю велел строго-настрого:

– Три дня!.. Три дня чтоб никто не входил.

– Клянусь, – пообещал Владимир торопливо.

– Что б ни случилось, княже. Меня нет для этого мира на три дня.

– Обещаю! Но сможешь ли сам?

– Не знаю, – отрубил Людота.

Он отступил, исхудавший и с ввалившимися глазами, буркнул что-то под нос, захлопнул дверь с такой силой, что затряслась даже крыша. Владимир велел Претичу:

– Поставь дружинников через каждые два шага. Кто подойдет, да примет смерть!.. А ты, Чейман, прокричи всем на воротах, дабы предупреждены были.

Чейман смотрел влюбленными глазами на грозного князя, сразившего в единоборстве воина-мага:

– Сделаю, княже! Что еще?

Владимир развел руками в злом бессилии:

– Если бы знал!..

Три дня из-под крыши валил густой черный дым. Видны были отблески багрового огня, доносились мощные удары молота по металлу. Слышались и голоса, потрясенные дружинники отступили, ибо голоса были странные, а Людота вроде бы с ними спорил, доказывал, железо звякало громче, там гремело и грохотало, однажды даже прогремел мощный гром, прокатился низко над городом, а из кузницы в ответ блеснула молния.

Удары становились то громче, то почти затихали, дружинники сменялись через каждые полдня. На третий день дым валил все так же, молот бухал по наковальне. Владимир измучился, то порывался броситься к кузнице, то, устрашенный строгим наказом старого кузнеца, отступал, ходил вокруг, как пес на длинной веревке.