– Княжич явился! Проходи Владимир Изяславич, отец Варламий у себя в читальне, тебя поджидает!
Духовник сидел за столом у слюдяного оконца, внимательно читая какие–то пергаментные пожелтевшие листы. Зайдя внутрь, я уже привычными телодвижениями перекрестился на иконы, освещаемые мигающими восковыми свечами.
– Вот батюшка, княжича к тебе привела, – попадья подтолкнула меня в спину.
– Здравствуй, чесной отче!
– И тебе здравствовать, Михаил! – от упоминания своего крестильного имени я сморщился, а Варламий, не обращая на моё неудовольствие ни капли внимания, встал со скамьи и подошёл ко мне, осматривая при этом с ног до головы. – Вспомнилось ли тебе что ни будь?
– Ухватки боевые, которым учил меня Перемога, вспомнил, так сказать, в процессе, может и с грамотой также выйдет ...
– Говоришь «в процессе» ..., – растянул последнее слово Варламий, – я погляжу ты, и мои уроки не позабыл!
– К сожалению, чесной отче, твоих уроков я не помню.
– Но ведь латинянское слово "process us" то есмь "продвижение" ты вспомнил?
– Действительно! – стукнул я себя по голове, коря про себя за свой язык без костей, который в очередной раз меня подвёл. – Это как–то само собой вырывается, на автомате.
– Вот опять! – изобличающе ткнул в мою сторону пальцем Варламий, – "на автомате", – повторил он вслед за мной, на что я лишь пожал плечами.
Чуть подумав, насупившись, он грозно спросил:
– Помнишь ли ты, отрок, наш символ веры – молитву "Отче наш"?
Это как раз была единственная молитва, которую я знал ещё по прежней жизни, причём в староцерковном исполнении. И здесь мне её один раз слышать уже довелось, благодаря чему я сделал необходимые поправки в тот вариант, который был мне ранее известен. Поэтому прочёл молитву смело, с выражением.
Выслушав меня, Варламий, с неудовольствием сморщил лоб.
– Говор у тебя какой–то странный стал, такой бывает у чужеземцев, для коих славянский язык не родной. Не понятно, откуда ты только таких слов поднабрался, вроде схожих с ляшскими (польскими), но я не уверен ... Изяслав Мстиславич кивает на мою сторону, но я тебя такому не обучал, ибо сам западнославянские языки не шибко разумею. Да и слова греческие и латинские ты раньше сплошь и рядом не употреблял. Действительно у тебя что–то в голове перемешалось!
А Варламий не прост! Всё за мной подмечает, но вроде, по этому поводу, воду не мутит. Детектив грёбанный! С этим фруктом ухо надо держать в остро. Я на этот спич ничего не ответил, лишь похлопал ресницами, да пожал плечами. Ты жираф, тебе и видней, а я беспамятный и точка!
Варламий в бутылку тоже лезть не стал, но чувствую, окажись я простым смертным, а не сыном князя, просто так от его подозрительности в свой адрес, я не отделался бы.
Через пару минут, как ни в чём не бывало, он уже выкладывал перед моим носом пергаментные листы с малопонятными письменами.
– Чти! – повелел он мне.
– Пэ–мэ ... эээ, – заблеял я, не в силах разобрать эту абракадабру, написанную смутно знакомыми буквами, да вдобавок без пробелов между слов.
Варламий услышав это, лишь махнув рукой, опять зарывшись в свои сундуки. Оттуда, на свет Божий, он извлёк пару книг. Одна из них была на греческом языке – это было понятно по своеобразному написанию букв. Понятное дело, прочитать я ничего не смог. Следом мне была предъявлена ещё одна книженция на латинском. В ней буквы были прописаны раздельно, с пробелами между словами. Я с лёгкостью прочитал про себя пару строк, но в слух, дабы не вызвать лишние подозрения, не произнёс ни слова, лишь бессильно развёл руками.
– Ох, грехи наши тяжкие! – искренне огорчился Варламий. – Сызнова всё придётся учить!
Опять нырнув в свои сундуки, он выудил оттуда лист, на котором были написаны все буквы старославянского алфавита.
– Сия буквица, есмь Аз, повтори – А–а–а–з!
– Аз, – буркнул я, чувствуя себя полным придурком, но, тем не менее, стараясь запомнить чудное, с завитушками написание этой буквы.
Здесь стоит сказать вот о чём. Память моей прежней ипостаси в лице Комова Михаила была для меня нынешнего абсолютно полностью доступна. Поднатужившись, я мог припомнить в малейших деталях даже школьные уроки начальной школы, ну и всю его/свою взрослую жизнь соответственно тоже. А вот новые знания, получаемые в теле княжича, частью запоминались, частью забывались – всё как у обычного человека. Поэтому приходилось прилагать усилия, чтобы запомнить и усвоить новую информацию.
А Варламий меж тем продолжал поучать.
– Изречено в заповедях Господних, данных Моисею – "Аз есмь Господь Бог твой". Повтори!
Я покорно повторил.
– За буквицей "Аз" следует буквица "Буки". Зри, как она начертана. В слове Бог, первая буквица – "Буки".
Таким "макаром" за пару часов мы изучили весь этот алфавит. Проблемы с запоминанием у меня возникли лишь с исчезнувшими из современного мне алфавита буквами – всякими "фитами", "ятями", "ижицами". Тем не менее, через пару уроков, я уже смог с лёгкостью читать все предложенные Варламием тексты. Правда, с осмыслением прочитанного возникали проблемы, уж очень заковыристо и с непривычными оборотами речи всё это писалось.
Освоить латинский язык, тоже не составило особого труда. Через несколько уроков я вышел на тот начальный уровень, что раньше знал княжич. С греческим дело обстояло заметно хуже. В той жизни я с ним вообще не сталкивался, разве, что с отдельными словами эллинского происхождения, ставшими в моё время интернациональными. Поэтому на прежний уровень княжича я смог выйти только через пару–тройку месяцев.
