Князек - [19]

Еще один Морлэнд, посещающий школу святого Эдуарда, – маленький Пол... В свои тринадцать лет он был наименее красив из всего выводка, и при этом обладал бешеным нравом. Он хватался за жизнь, словно дитя за боевой меч – не с того конца, вечно раня себе руки... Он постоянно влипал в истории, всегда был виноват, его никто не понимал – но его ошибки не были сродни оплошностям Мэри, вызванным лишь неуемным темпераментом. Прирожденный неудачник, он так и не завел себе друзей, в школе все время дрался с мальчишками, бурно ссорился с Мэри и Леттис – и, что непостижимо, был любимчиком Пола-старшего. Елизавета не питала к нему подобных чувств – ее сызмальства манило лишь все красивое и «удачное». Но Пол всем сердцем обожал ребенка, не испытывая и доли этой любви к прочим детям.

Маленький Пол упрямо шел своей темной дорожкой, спотыкаясь на ровном месте, запинаясь на ухабах, которых никогда не мог вовремя заметить – у него просто не было времени оценить отцовскую нежность. К тому же он страстно желал уважения и восхищения – его раздражало, что отец любит его вопреки тому, каков он есть, а не за его доблести и заслуги. Маленький Пол любил только лишь Джейн – и своего сокола. С соколом он управлялся господински, и охота за мелкими пташками была единственным утешением в его борьбе с жизнью, которая не баловала его. Со всякой бедой он шел к своей ласковой сестрице, ища сострадания – и находил его.

Около ближайшей к Елизавете мишени соревновались двое ее старших детей. Леттис уже исполнилось пятнадцать – и ее красота, обещавшая поражать сердца, только расцветала. Ее молочно-белая кожа была слегка окрашена нежнейшим румянцем, глаза светло-голубые и спокойные, словно незабудки, а длинные, мягкие как шелк, вьющиеся волосы блестели на солнце. Натянув лук и прицелившись, она улыбалась каким-то своим мыслям. Стреляла она отменно, и прекрасно ездила верхом, чудесно танцевала и умела исполнить на клавесине простенькие пьески. Леттис занимало лишь то, что приличествует даме света и, будучи отнюдь не глупой, она отдавалась этому всей душой. Но настоящего образования она не получила, оставаясь ленивой, неученой и неисправимо тщеславной.

Ну и что из того, утешала себя Елизавета. Ведь Леттис спала и видела себя замужем за достойным человеком – в этом она явно собиралась переплюнуть Мать. А завтра она поедет ко двору, чтобы сделать там карьеру. Елизавета ни секунды не сомневалась, что какой-нибудь придворный глупец тут же страстно влюбится в девушку, и, если у Леттис достанет мудрости, а у юноши – смелости, то уже в этом году Дочь будет замужем. Это лишь обрадовало бы Елизавету – она вовсе не была без ума от Леттис, да к тому же завидовала ей, и ее присутствие в доме действовало угнетающе...

И Елизавета перевела взгляд на своего первенца, болтающего с Леттис, – Джон тоже едет ко двору, чтобы получить там место, но в отличие от сестры вовсе не рад этому... Мать залюбовалось им, и сердце ее забилось от любви.

Неужели из ее чрева, вопрошала она себя уже в сотый раз, появилось на свет это богоподобное создание, этот великолепный золотой гигант? Ведь она сама среднего для женщины роста, а Пол невелик и щупл для мужчины – но Джон Морлэнд в свои семнадцать лет уже выше шести футов, широк в плечах и необыкновенно силен, словно это не простой смертный, а и вправду божество...

Его редкостная сила и гигантский рост внушали благоговение – но ведь он еще и необычайно красив! Точеные черты лица носили печать душевности и кротости – но отнюдь не слабости. Прямые волосы были светлыми, как ячменный колос с чуть-чуть рыжеватым отливом, что необычайно гармонировало с золотистой кожей. Зеленовато-ореховые глаза его люди называли «счастливыми» – а выражение доброты и мудрости делало юношу старше своих лет. Золотого великана отличала еще и нежность.

Люди очень скоро распознавали в нем то, что всегда было ведомо зверью. Дитя, которого ни разу не укусила пчела, не цапнул лисенок, и в чьих силах было укротить любого бешеного коня или пса, превратилось в мужчину, к которому простые люди шли издалека со своими тяготами и бедами. Елизавете странно было видеть, как деревенская женщина доверяет своего захворавшего ребенка огромным ласковым рукам Джона и поднимает на него глаза, полные веры и благоговения. Чем меньше и слабее существо, тем нежнее Джон и – что удивительнее всего – он исцеляет! Он частенько снимал Елизавете головную боль и усмирял приступы удушья у маленького Пола.

В нем было истинное величие, а его богоданная красота гармонировала с необычайной физической силой. Когда он вырос, любовь матери к нему изменилась. Теперь в этом чувстве был трепет и изумление – это была страсть, которую не смог доселе пробудить в ее сердце ни один мужчина. Он был для нее больше, чем сын – и она отчаянно противилась в душе его поездке ко двору. Она не мыслила себе жизни без него, она пропадет, зачахнет...

Джон, словно почувствовав, что происходит у нее в душе, тотчас же откликнулся. Поймав ее взгляд, он тут же подошел и преклонил колено перед матерью:

– Что с тобой, мама? У тебя такое лицо...