Князь. Записки стукача - [15]
И потому он позволил своей Лизе непозволительное. После его и ее смерти бабка (жена Павла Первого), не доверявшая смиренному целомудрию золовки, прочла дневник умершей… И буквально закричала: «Я говорила! Я всегда говорила!» Действительно, бабушка говорила! Когда бедная Лиза, тогда еще Великая княгиня, родила дочь, бабка понеслась с крошкой к деду. Показав новорожденную Павлу, спросила: «Почему у нее такие черные волосики, коли отец и мать, бабка и дед пепельные блондины?»
Дед с месяц не разговаривал с Елизаветой, пока дядя не убедил его в невиновности своей жены.
И вот в дневнике «невиновная» рассказала… о безумной любви к жалкому кавалергарду… В этой любви были и страсть, и романтика, по которой скучала одинокая душа… Оказалось, она тоже чувствовала себя свободной перед Богом… Каждую ночь кавалергард лез по веревке в окно Каменноостровского дворца – в одинокую спальню Великой княгини… И от него она понесла. Так несчастная создала иллюзию женского и материнского счастья, которых публично, на глазах двора, лишил ее муж… Но пока она ожидала ребенка, ее любовника зарезали. Он выходил из театра и получил сзади удар кинжалом. Ударивший скрылся в толпе и остался неизвестным. Но не для меня… Есть сила, рожденная нашей Властью, которая подчас сильнее нашей Власти, – собственная тайная полиция. И она, конечно же, обязана заботиться о чистоте трона. Да, Елизавета родила девочку… Но у нее мог бы появиться и мальчик, если бы роман продолжался. И тогда на престол мог сесть сын безродного кавалергарда! Впрочем, и девочка не устраивала заботливую силу. Не потому ли бедная новорожденная так скоро умерла?
Умерла и единственная истинная дочь дяди, которую подарила ему любовница. Прелестная девушка готовилась выйти замуж. Ее подвенечный наряд в Париже был сшит… когда она умерла от чахотки.
И дядя с тремя лицами мог подвести итоги. Единственно близким духовно ему человеком была его жена, но они не любили друг друга… Единственная женщина, которую любил он, ему изменяла. Единственное его дитя лежало в могиле. Благодарная Европа его боялась и завистливо не любила. И на родине в благодарном ему обществе зрел заговор. Как он узнал, гвардия готовилась снова идти на дворец.
Мальчиком в Петергофе и в Царском Селе я часто видел победителя Наполеона, одиноко бредущего по парку. Погруженный в свои мысли, он обычно не замечал меня.
И такая печаль, такая тоска были на лице.
И все чаще дядя говорил о смерти.
Перед смертью дяди в Петербурге случилось невиданное наводнение. Корабли были выброшены на улицы, гробы плавали по Невскому… Город превратился в гигантскую реку. Это восстание воды будто предупреждало о грядущем бедствии – восстании людей. Сразу по смерти Александра наша гвардия снова пошла войной на дворец. И свидетелем этому был уже я сам.
Гвардия, привыкшая участвовать в смене царей, вернулась из Европы после победы над Бонапартом и задумала жить вообще без царей.
Они возмечтали устроить такой порядок в государстве, при котором каждому гвардейцу возможно было стать Наполеоном. Забыв, что Наполеоном стать нельзя, им надо родиться!
Так составился заговор гвардейцев из знатнейших семей…
До смерти не забуду роковой день восшествия папа´ на престол…
Накануне отец сказал мне, крохе:
– Завтра ты станешь Наследником величайшего престола… – Обнял и ушел.
Помню, был ослепительно солнечный зимний день. И я, очень важный, стоял у огромного окна в Гербовом зале – смотрел на шпиль Петропавловской крепости. Подкравшись сзади, сестричка Маша, веселая злыдня, зашептала, указывая на шпиль:
– Это шпиль церкви… В ней лежат покойники. И если долго смотреть на шпиль, они придут ночью за тобой… – Она шептала так таинственно, что мурашки побежали по телу. В ужасе я отпрянул от окна…
– Боится! – радостно закричала она. – Боится, а еще Государем хочет стать… – И побежала рассказывать отцу.
Послышались четкие шаги – отец до самой смерти по-гвардейски печатал шаг… Больно выворачивая ухо, он сказал:
– Там за стеной Петропавловской крепости находится Собор, чей шпиль ты видишь. В Соборе лежат твои предки, чьих дел ты должен быть достоин. Там лягу и я, потом и ты… потом твои дети… Но это не все… За теми же стенами рядом с Собором находится тюрьма, куда мы заточаем самых заклятых преступников, и ты должен будешь с ними беспощадно бороться… пока не ляжешь в Соборе. Но наследник великой державы не может быть трусом. Теперь каждый вечер ты будешь стоять у окна и глядеть на крепость…
И меня приводили в бесконечный Гербовый зал. В люстрах тушили почти все свечи. Плача от страха, я стоял и смотрел на страшный шпиль, освещенный луной.
И наступило 14 декабря – день вступления на трон моего отца. Вечно в русских церквях будет совершаться молебен в память о страшном кровавом событии – о последнем походе гвардии на наш дворец.
Отец рассказывал, что в ту ночь он долго не мог заснуть… Он знал о заговоре и теперь расхаживал по анфиладе парадных залов – раздумывал.
