Князь Владимир — создатель единой Руси - [54]

Вспоминая те идиллические времена, когда князь и дружина жили душа в душу, как едина плоть, деля пополам радости и печали, позднейший летописец наставительно писал: «Те князья не собирали много имения, вир и продаж [судебные пени и денежные штрафы] неправедных не налагали на людей; но, если случится правая вира, ту брали и тотчас отдавали дружине на оружие. Дружина этим кормилась, воевала чужие страны; в битвах говорили друг другу: „Братья! Потягнем по своем князе и по Русской земле!“ Не говорили князю: „Мало мне ста гривен“; не наряжали жен своих в золотые обручи, ходили жены их в серебре; и вот они расплодили землю Русскую».

Действительно, взаимоотношения князя и дружины предполагали высокий уровень идеализма. Дружинники жили и умирали, «ища князю славы, а себе чести» («Слово о полку Игореве»). Смерть на поле боя с оружием в руках была для них предпочтительнее бесславной жизни и в особенности — плену, который приравнивался к рабскому состоянию. «Ляжем костьми тут, ибо мертвые срама не имут», — напоминал Святослав Игоревич дружине этот нравственный императив Х в. А в «Слове о полку Игореве» князь Игорь Святославич, увидев во время похода неблагоприятное небесное знамение, все же обратился к своему войску: «Братие и дружина! Лучше бы убитым быти, нежели полонену быти».

В древнерусском языке даже не было глаголов со значением «сдаться в плен», зато глаголов со значением «убить, уничтожить» и «погибнуть (на войне, в битве)» — предостаточно: бити, разбити, убивати, умертвити, потребити, рушити, пасти, изгибнути, искончатися, умрети и т. д. Воин мыслился человеком, несущим смерть врагам и не боящимся погибнуть в сражении. По свидетельству арабских писателей, слова у русов не расходились с делом. «Они люди рослые, видные и смелые, — пишет Ибн Русте, — они отличаются мужеством и храбростью… Если какая-нибудь часть их взывает о помощи, они выступают все вместе, не расходятся и образуют сплоченную силу против своего врага, пока не одержат над ним победу…» Ибн Мискавейх оставил показание, что русы предпочитали самоубийство плену.

Дружинное братство, спаянное кодексом корпоративной чести и проникнутое сознанием своей принадлежности к правящему слою, вынашивало в себе зародыши новых начал и новых идей — идей, которые вкладывали в понятие «Русская земля» нравственное и державное содержание. В течение Х в. племенная область «полян/руси» начинает осмысливаться в дружинной среде как государственная территория и как отечество — земля отцов и дедов, с которой человек связан кровью, культурой, любовью и памятью. Бродячая русь наконец пустила корни в восточнославянскую почву. Пройдет еще немного времени, и это новое чувство укорененности найдет свое выражение в горячем желании «утереть пот за землю Русскую», «пострадать» (потрудиться) во славу ее[30].

Богатырская эпоха без богатырей

Летопись сообщает, что для несения пограничной службы князь Владимир привлек охочих людей из северных лесов, которыми и заселил окраинные города: «И начал набирать лучших мужей от словен, и от кривичей, и от чюди, и от вятичей, и от сих населил грады». Принято считать, что их нелегкий ратный труд получил эпическое воплощение в героических образах богатырей, стороживших Русскую землю от степных ворогов:

Ай да не близко от города, не далеко ж не,

Не далеко от Киева за двенадцать верст,

Там и жили на заставе богатыре.

Караулили, хранили стольней Киев да град

и т. д.

Однако ни летописные, ни фольклорные источники не подтверждают существование богатырей князя Владимира. Воспетое в былинах богатырство, как историческое явление, принадлежит другой, более поздней эпохе. Памятникам, близким ко времени Владимира, оно совершенно не известно.

Для филологов (в отличие от многих историков) это уже давно не секрет. Своеобразие «эпического времени» древнерусских былин характеризуется ими следующим образом: «Подобно тому, как существует обратная перспектива в древнерусской живописи, являющаяся не формальным приемом, а самой главной отличительной чертой мировосприятия и мировоззрения человека Древней Руси, в народном эпосе существует обратная историческая перспектива, „перевернутость“ всех событий XIII–XVI веков на Х век, на „эпическое время“ князя Владимира»[31]. Само слово «богатырь» (от тюркского «багатур» — храбрый, доблестный) проникло в русский язык только в татаро-монгольский период. А слово «застава» в значении «отряд, оставленный для охраны каких-либо путей» («пограничная застава» и т. п.) вообще появляется только в источниках XVII в.

В «Повесть временных лет», под видом реальных исторических событий, оказался включен образчик народного эпоса, посвященный борьбе с печенегами. Это — сказание о юноше, победившем печенежского силача (помещено под 992 г.)[32].

В нем повествуется о том, как Владимир повел свое войско отражать набег печенежской орды, пришедшей на Русь из-за Сулы. Противники встретились у брода через Трубеж и встали по берегам реки. Никто не осмеливался первым начать переправу и вступить в сражение. Тогда печенежский хан предложил решить дело единоборством: и русские, и печенеги выставят поединщика; если победит русский, то не будет войны три года, если же печенег — то быть трехлетней войне. Владимир согласился; однако, несмотря на его призывы, в русском стане не нашлось охотника биться с печенегом.