Князь Рюрик - [27]

Следующий день был для обоих кошмаром. Жар не спадал, а вечером вдруг охватил озноб. Он кутался во всё, что Ильва подавала ему, но дрожь и болезненное ощущение холода не проходили, и он жаловался:

   — Я мёрзну, Ильва. Закутай меня во что-нибудь тёплое…

Обессиленная, стояла она, освещённая негреющим заходящим солнцем. И тут силы покинули её. Ильва стала бояться, что он не выживет и в его смерти будет виновата она. Тогда она встала на колени и обратилась глазами к небу:

   — Господи, помоги! Я никогда не просила у Тебя ничего, но сегодня я не могу обойтись без Твоей помощи! Помоги мне спасти человека, которому я обязана своей жизнью! Человека, который жертвовал собой во имя моего спасения! Помоги же спасти его, человека бескорыстного, человека мужественного! Прошу Тебя, милосердный Господи!

Ильва взглянула на него. Рерик скорчился, его тело сотрясал озноб, он был в забытьи и угасал на глазах. И тогда Ильва решилась. Скинула плащи, потники, попону, сняла с него рубашку, легла рядом и укрыла всем этим их обоих. Потом обняла Рерика и прижалась к нему горячим телом. Она ощутила холод, который исходил от него, и мелкую дрожь. Потом её поразила непривычная волосатость его ног, упругость мышц. Раньше она спала с матерью и сёстрами и помнила их мягкую, нежную кожу; теперь были другие ощущения. Она затаилась, прислушиваясь к его дыханию, и внезапно тёплая, сладкая нежность разлилась в её груди, нежность к человеку, которому она была готова отдать свою жизнь, чтобы вырвать из когтей смерти. Ильва хотела разобраться в новых ощущениях, но мысли её стали путаться и растворяться в зыбком тумане. Она так устала за эти дни, что быстро уснула, словно провалилась в бездонную яму.

Утром проснулась поздно. Над ней освещённые ярким утренним солнцем шелестели листья дуба. Она приподнялась на локте, стала глядеть на Рерика. Он спал, ровно дыша. Ильва отметила, что у него широкие чёрные брови, правая чуть приподнята, будто он чему-то удивлялся; губы его, тонкие и сухие, потрескались от внутреннего жара; в такт ровному дыханию шевелились нервные лепестки коршунячьего носа. Его смуглое лицо было спокойно, и она поняла, что кризис миновал.

Она встала, умылась. Потом начала разводить костёр, изредка поглядывая на Рерика. Раньше она испытывала к нему чувство благодарности как к спасителю и охранителю. Потом в ней родилась жалость к больному человеку, беспомощному и слабому, который мог погибнуть без её заботы и поддержки.

Теперь она стала испытывать необыкновенную нежность. Новое чувство родилось и затаилось где-то в глубине её существа, постоянно напоминало о себе, заставляло прислушиваться к нему и по-другому относиться к Рерику. Ильва заметила, что стала ходить осторожнее, её движения стали медленнее, плавнее, она всё делала спокойней и раздумчивей. Она всё время чувствовала присутствие Рерика — ходила ли около него, удалялась ли к роднику или в лес, и невольно бросала на него взгляды, чтобы удостовериться, что с ним всё в порядке. Ильве доставляло огромное наслаждение постоянно видеть его. При этом она совершенно не задумывалась о своём новом отношении к этому молчаливому и сдержанному человеку. Она подчинялась своему новому чувству покорно и безотчётно.

Бродя по лесу в поисках сухого хвороста для костра, Ильва нечаянно напала на едва заметную тропинку. По следам она определила, что по ней ходили люди и кони. С этой новостью она заспешила к Рерику.

Он проснулся и осмысленным взглядом следил за её приближением, на бледном лице появилась улыбка.

   — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, присаживаясь на корточки перед ним.

   — Немного лучше, — он слабо улыбнулся. — Спасибо за хлопоты.

Она вспомнила ночь, проведённую рядом с ним, и почувствовала, как заполыхали её щёки. Украдкой всматриваясь в его глаза, пыталась определить, помнит ли он? Но лицо его было спокойно и бесстрастно, только вежливая улыбка оживляла его.

   — Рядом нашла тропинку, — спохватилась она. — Мы немного не дошли до неё. По ней люди ходят.

Он тотчас оживился, приподнялся на локте.

   — Прекрасно, она выведет нас к жилью. Там подскажут, как проехать к ближайшему городу.

   — Но сможешь ли ты ехать на лошади?

   — Смогу! У меня аппетит появился. Позавтракаем, и в путь!

Но Ильва знала заносчивость мужчин, не раз видела, как они в присутствии женщин проявляли излишнюю самоуверенность, и недоверчиво отнеслась к бодрым словам Рерика. Тем более что лицо его было бледным, а сам он, на минуту приподнявшись, снова откинулся на спину.

Ильва дала ему подогретое на костре мясо. Рерик стал медленно, через силу есть. Потом выпил кружку горячего отвара. Она в это время оседлала лошадей, подошла к нему, сказала как ребёнку:

   — Давай вместе вставать.

   — Не надо. Я сам, — отстранил он её и стал подниматься, держась за ствол дерева. Руки его дрожали, он совершал неверные движения, а потом сорвался и упал на колени.

Она кинулась к нему.

   — Боже мой! Я же говорила…

Рерик вынужден был покориться. После продолжительных усилий, которые совсем истощили её, Ильве удалось всё-таки взгромоздить его в седло. С виду такой сухощавый, он был очень тяжёлым, будто налитый металлом.