Князь Никто - [21]

— О как, Ворона! А ты почему один? Где Пугало? — раздался откуда–то сверху и сбоку чей–то бодрый и веселый голос.

— Он уехал куда–то с утра, — я решил больше не уточнять про Петергоф. Но и других мест тоже не называть, чтобы если вдруг разные люди, которым я рассказывал историю Пугала, встретятся и решат обменяться информацией, не нашли в ней противоречий. Я закрутил головой, выискивая хозяина голоса. Он обнаружился на строительных лесах. Сравнительно молодой мужичок с пышными усами и клетчатой кепочке на такой же пышной шевелюре. Все одежда заляпана пятнами краски.

— Это он зря, сегодня Волынин дежурит, — хмыкнул маляр.

— А он будет не против принять груз у меня? — спросил я. — А то я ждал–ждал Алоизия Макарыча, а он все не идет и не идет…

— Да что ж он будет против–то? — мужичок подал одним плечом и обмакнул здоровенную кисть, больше похожую на метлу, в ведро с краской. — Денег тебе не отдаст только.

— Ага, — кивнул я.

— Куда поехал–то? — маляр заржал. — Дорогу что ли забыл?

— Ой… — я трусливо втянул голову в плечи, и попытался сориентироваться быстрее. Ага, вот туда мне, даже створ уже открыт.

Упомянутый усатым Волынин налетел на меня почти сразу же, как только я вошел. Он ухватил меня за руках почти волочащейся по земле хламиды и оттащил в сторону.

— Ворона, просто прекрасно, что ты сегодня один! — громким шепотом затараторил невысокий, может чуть–чуть выше меня, субъект с хитроватой рожей и крысиными усиками. — Я уже думал, что придется тебя отдельно вылавливать. А это та еще задача, Пугало почти спускает с тебя глаз.

— А трупы… — заикнулся я, как только он сделал небольшую паузу, чтобы набрать в грудь воздуха.

— Да забудь! — Волынин махнул рукой. На мизинце его остро сверкнул кровавым камнем перстень, совершенно не подходящий ему по статусу. — Кочегары разберутся, не первый день работают. Сколько сегодня?

— Четверо, — сказал я, не особенно понимая, что происходит, но старательно делая вид, что не удивлен.

— Маловато что–то, — покачал головой Волынин. — Запишу, что шестеро было. И еще четыре рубля докину сверху, за хлопоты. Идет?

Он уставился на меня, явно ожидая только положительного ответа. Я кивнул. Тот ухмыльнулся, радостно потер руки и полез в карман.

— Вот, держи, специально рублевыми ассигнациями, — Волынин сунул мне в карман несколько мятых бумажек. — Только Пугалу отдай четыре, чтобы все честно было. А подпись я сам подделаю, нехитрое дело…

— А сделать–то что надо будет? — спросил я.

— Все как в прошлый раз, — Волынин приблизился вплотную и зашептал мне прямо в ухо. — Подмешаешь вот это Пугалу в еду или питье завтра вечером, чтобы он спал всю ночь как убитый и ничего не слышал. Проследи, чтобы к полуночи засов был открытым. Все понял? Не подведешь?

— А когда я подводил? — я развел руками.

— И то верно, — Волынин похлопал мне по плечу. — Ну вот, справились мои дармоеды с твоей ношей. Можешь забирать свою клячу и топать домой. Завтра ночью, запомнил? И сам не высовывайся, а то зашибут еще случайно.

— Да понял я, — я сунул руку в карман и нащупал на его дне склянку длиной и толщиной в мизинец.

— Хороший мальчик, — Волынин снова похлопал меня по плечу. — Далеко пойдешь!

Да уж, с каждым часом все дальше. Что–то мне все меньше и меньше нравился этот Демьян Найденов. Еще какие–то темные дела за его душой обнаружились… Впрочем, не все ли мне равно? Тело Пугала уже облизывают языки огня в циклопической печи, виновные в его гибели вряд ли пойдут к жандармам и громко доказывать, что Алоизий Макарович Гупало был застрелен на пороге собственного дома, а потом испарился неведомо куда, требуется срочное расследование, мол. Я даже усмехнулся. Интересно, что за дела у этого Волынина в помещении труповозной конторы? Надо будет обустроить себе пункт наблюдения, вдруг эти неведомые темные дела за спиной у моего ныне мертвого начальника могут мне как–нибудь пригодиться?

Но каков жук этот парень, а? Времени даром не терял, не смотрите, что выглядит задохлик задохликом…

И «Вороний Грай» этот еще…

Так, хватит. Можно, конечно, попросить у Соньки–Арфистки призвать душонку этого парня из–за завесы и расспросить как следует, что еще за грязные тайны он оставил мне в наследство, вот только если он и впрямь имел дело с служителями Всеблагого Отца, то, боюсь, Баба Мороча вместе со всем своим недобрым могуществом, может и не справиться с этой задачей.

Уже сворачивая с Сенной Площади в грязную темную подворотню Вяземской Лавры, я снова подумал про Соньку. Про культ Черной Троицы я знал довольно много. В университете нам очень подробно и в деталях расписывали историю этого явления. Как в начале семнадцатого века эта древняя жуть вдруг снова подняла голову и со скоростью морового поветрия заполнила все захолустные деревни. Капища в форме одиноко стоящих печей, выросли как поганки в сырую погоду. Год был голодный, так что небогатые крестьяне с радостью несли своих младенцев в жертву жутким старухам, а увешанные с ног до головы бусами из дерева и костей наплясывали им за это их врагам то мор на скотину, то нашествие саранчи, а то и вовсе безвременную смерть. Добрые дела злые старухи творить были не то, чтобы неспособны, просто за каверзами к ним обращаться куда легче. Это с тех самых пор вышел указ, повелевающий обязательный снос бесхозных печей. И ежели в какой деревне сгорит дотла дом, то печь после этого законопослушные селяне должны были разнести по кирпичику, чтобы рядом не завелась мамячка.