Князь мира - [4]

Именитый купец сына выслушал,

Сына выслушал, водки выкушал,

Обрядил родное детище

Во рубище, во вретище.

"Мне не жаль серебра, - говорит, - сынок, не жаль золота: не кидать гроша - не видать барыша!

А мне жаль, сынок, что твоя душа

Обочла меня перед осподом, осмеяла меня пред купечеством!"

Отошел отец от Силантия, родная мать в лицо ему плюнула, слуги отцовские из дома вытолкали, собаки за полы вытащили,

Добрые люди глаза на Силантия вытаращили.

Не сказалось Силантию защитника,

Не подал никто ему ситника!

Подумал-подумал Силантий и пошел в скитники!

Приютила Силантия пустыня нехоженая,

Сыпучими песками положеная,

Ни кустика среди ней, ни хворостинки,

Ни тропинки,

Ни животинки,

Ни птички какой певчия!

"Тако, - думает Силантий, - и душа человечия!"

Вырыл себе Силантий печеру пологую,

Разложил в ней одежду убогую,

Подвалил камень под голову, помолился, глядя в небушко:

"Положи, осподи, камушком, сподыми воробушком!"

Просыпается он рано поутречку, еще заря в небе не занялася, еще синь течет из-под облака, еще месяц по земному краю проходит сторожем, встал Силантий враз на цыпочки, на дыбки от удивления: а и видят глаза,

Да не поймут ни аза!

А и глядь-поглядь - Что ни шаг, ни пядь,

Перед ним стоит сад, деревьями засаженный, на них цветики, словно бусинки, на них веточки, словно лестовки с аллилуйями,

На них листики - уста чистые с поцелуями,

А на них плоды,

Да не для еды!

У печеры - золотой ручей, берег выложен чистым зеньчугом, а по бережку тропка шелковая, а тропа ведет ко обители, купола издали синие,

Увешаны ланпадами скинии,

А и в скиниях старцы скитники,

От мирского глаза скрытники…

Подошед к той обители заочной,

Взликовал Силантий душою непорочной…

Тут и вышла к нему монастырская братия

Со хоругвями, со распятием:

"А и не в час же ты к нам пришел, вьюнош Силантий, не вовремя! Ох, и горе великое у божьей обители, уж и жили мы в обители, скрытились,

Постились, молились, скитились,

Ох, и ныне церкву излишку высокую взгрохали,

Ох, да и взгрохали, сами заохали,

Почто кумпол видно с любого конца, с любого краешку, почто слышен звон с каждой пяди земли?.. Басурманский царь нас из-за горки высмотрел, собирает войско несметное, басурманский царь страны ляховой,

Стороны загубной, аховой!"

Как помолится тут Силантий на звонницу,

Как и старцам в ноги поклонится:

"Ой же вы, старцы,

Перед богом огарцы,

Старцы скитники,

От мирского глаза скрытники!

Видно, и у вас не убежишь от беды, видно, и у вас от горя не скроешься, отслужите-ка по мне панихвиду недолгую, на скорую руку кадилами отбрякайте, отстою я ее при живности, опосля выду к царю басурманскому, проведу его хитростью и выведу, а коли не хватит ума,

Так вернусь во дома!"

Отслужили старцы панихвиду недолгую, огарцы пасхальные дотеплили, окурили Силантия ладаном:

"Вот, тае, вьюнош, и надо нам!"

Тут в недолгую пору, в скором времени повстречалось Силантию войско несметное, впереди его басурманский царь, под ним синий конь,

Из ноздри огонь,

Под копытами гром и полымя, он ушми прядет в самом облаке, он и гривою по земле тащит! Поклонился ему Силантий, поздравкался, басурманский царь отпрукнул коня, опустил повода, плетку выронил:

"Ты монах… не монах?

Ты в каких именах?

Не видал ли, тут манастырь стоит, в небо звонница упирается,

А ворота не запираются?"

"А и зовут мене Силантий Силантьевич, а и сам я из нищей из братии, нищей братии горе-горемычной,

Ко всякому горю привычной!

А и нет тут монастыря, нету церковицы, а растет вон в небе луковица

То ль из золота, то ль из олова,

Не большая она будет, не махонькая, в аккурат с твою дурью голову!"

"Ну, уж луку у нас самих достаточно!..

Только сбыточно ли это, парень, статочно?.."

"А и ныне день Марфы-огородницы[3],

А и Марфа слывет средь святых греховодницей,

О мирской тщете

Заботницей, о людской суете

Заступницей!"

"О такую речь конь оступится!

Вы берите-ка, мои слуги верные, люботряса эвтого кудрявого, закрутите ему руки на спину, положите вместе с провизией!.. Привезем мы его в свою сторону, пусть насадит в небе луковок на всю нищую свою братию,

Горе-горемычную,

На всю шатию,

Ко всякому горю привычную!"

Так случилось все, так и сделалось, привезли Силантия в царство ляхское, а и в то ли царство самое,

Бесчинное да срамное!

Как взыграли килимбасы трубные, как царя встречать народ вывалил, принимать на крыльцо дочка выплыла:

"Здравствуй, царь-осударь, здравствуй, батюшка! Что привез ты мне в подарочек на любовь свою отецкую?.."

"Эх, привез я тебе, дочка Загуба Загубишна, да вещицу не простецкую".

Тут растолкали народ

И вывели Силантия вперед…

Как только тут все разгляделися, на носы у всех глаза вылезли, на дыбки ноги вытянулись:

"А и этот, дочка, молодец видит в небе луковки,

В небе луковки, в книге буковки,

Что мне делать с ним, рассуди-разложь:

То ли правда - ложь,

То ли сказка то ж,

То ль огнем палить,

То ль в тюрьму валить?.."

Дочка царская на Силантия воззарилась, с взгляда первого улыбкой обронилася,

Подошла к нему, низко поклонилася,

Кудри шелковые белой ручкой тронула,

Заглянула в очи синие: вся душа в ней захолонула!

"Ох, и царь-осударь, ты мой батюшка, отродясь я такой красоты не видывала, сызмальства в такие очи не глядывала, а и скинь-ка ты рубище со Силантия,