Князь Курбский - [42]

– О, сколько Бог послал тебе благодати, отец мой! – говорил Курбский, обратясь к Феодориту.  – Ты видел и Александра Свирского?

– С божественным Порфирием он провел многие лета в пýстыни,  – сказал митрополит.

Феодорит возвел взор к небу; глаза его наполнились слезами.

– Сыны мои! – проговорил он тихим голосом.  – О блаженных днях вы напоминаете мне! В пу́стыни покой мой.

– Вся жизнь твоя – подвиг! – сказал Курбский.  – А сколько принял ты нужды, сколько потерпел от клевет!

– Вы же, сыны мои, за меня заступились,  – возразил Феодорит.  – От наветов в мире не избегнешь, а скорбь христианину в радость. Не утешил ли меня Господь, когда я два лета провел в Ярославле, в обители, где, князь Андрей, почивает блаженный твой предок, Феодор Ростиславич Смоленский.

– Оттуда царь послал тебя на новое странствие,  – сказал Курбский.

– И с Божьею помощью свершилось! – продолжал старец.  – Господь управлял мой путь в лапландских снегах, сохранил меня и в Царьграде, где два месяца страдал я огневым недугом.

– Вчера ты порадовал государя. Патриарх благословил его на царский престол,  – сказал митрополит.

– Обещал прислать и книгу царского венчания,  – прибавил старец.

– Святое дело совершил ты, отец! – продолжал Макарий.  – Но не гневен ли государь, что ты отказался от царских даров его?

– Отказывался,  – отвечал Феодорит,  – а приневолен взять; возвратясь сюда, я увидел драгоценный кожух под аксамитом, которого не хотел принять в царских чертогах.

– Царь дарит тебя,  – сказал Макарий,  – еще тремястами сребреников и хотел почтить духовною властию.

– Властию! – воскликнул, усмехаясь, Феодорит.  – Но чего мне желать? Все, что царь повелел, Бог привел мне исполнить. Не довольно ли этого отшельнику? А в награду за труды не принял ли я благословение апостольского наместника, патриарха вселенского? Даров и власти от царского величества не требую; пусть дарует тому, кто просит; я отрекся от серебра и одежд драгоценных; хочу украшать душу для Бога, а не тело для земли; одно мое желание: пожить мирно и безмолвно в келье моей, пока не отзовет меня Бог. Так говорил я государю, но он убеждал меня, да не прекословлю я царской воле его, и я, повинуясь, принял двадцать пять сребреников.

– А где же присланный царский кожух? – спросил Курбский.

– Не для меня соболя и аксамит,  – отвечал старец,  – я уже продал его, и ты видел здесь тех, для кого я продал. Мне пора в обитель Прилуцкую, да собираюсь побывать в моей пýстыни, над рекой Колой, навестить диких лопян, мною крещенных. Веришь ли, что и в Царьграде, стоя у Черного моря, я думал о Ледовитом и о тамошних моих духовных детях.

Митрополит и Курбский с умилением слушали старца, вменявшего ни во что трудности и отдаленность пути и изнурявшего тело свое беспрерывными подвигами.

Феодорит, казалось, забылся, погрузившись в размышление; устремив неподвижный взор в отдаленность, он безмолвствовал, чему-то внимал: то глубокое благоговение, то святая радость выражались в духовном созерцании старца. Митрополит и Курбский почтительно отошли в сторону, чтобы не смущать его, и тихо между собою разговаривали.

– Обители горния! – воскликнул наконец Феодорит, подняв руки к небу.  – Каким светом блистаете вы, пролейте сей свет благодати на всех сынов земли; согрейте теплотою веры сердца их; проясните их ум омраченный, да чтут они Бога, как сыны, да возлюбят друг друга, как братья! Россия, утверждайся благодатию, велика будет слава твоя! Крепись в благочестии: дивны судьбы твои! Придет он, придет исполин к Северному морю, падут пред ним дремучие леса, засыплет он зыбкие болота, поставит на них твердыни великого града, на раменах его опочиет русский орел!.. Легки крылья бессмертной души, далеко земля подо мною; свободно плавание в воздушном пространстве. Отечество мое, всюду вижу тебя; от востока солнца до запада! Твои корабли на морях; твои знамена на стенах несокрушимых бойниц; горы твои дадут злато; царства земные преклонятся пред славой твоей.

Он умолк; но долго еще в прозорливом восторге взирал на небо; первосвятитель и князь Курбский с удивлением внимали ему, не прерывая его пророческих слов. Они знали, что Феодорит впадал иногда в самозабвение; но его добродетели, прозорливость, события, уже оправдавшие несколько его предвещаний, апостольские странствия и мудрые беседы – все побуждало, все уверяло их, что Бог посещает сего старца дивными видениями и дает ему силу бестелесного существа.

Феодорит склонил чело на скамью в тихой дремоте; душа, утомленная восторгом, погрузилась сама в себя; тихий сон сомкнул вежды старца. Митрополит и Курбский, поцеловав край одежды его, удалились.

Курбский простился с Макарием, но, отъехав от палат митрополита, внезапное смущение овладело им: почему не дождался он пробуждения Феодорита и не взял на путь его благословение? Но уже воинство ожидало вождя, трубы давали знак к походу, и московские граждане теснились у кремлевской стены, чтоб видеть Курбского, едущего поразить врагов России, не зная, что он уже не возвратится в стены Москвы.

Глава X. Провидец

Радушно угощал псковский наместник Булгаков русских воевод. Между тем как почетные гости подъезжали к его дому, невдалеке от ворот народ собрался около человека в рубище, опоясанного цепью и сидевшего на камне, в нем нетрудно было узнать псковского юродивого Салоса; он смотрел в землю и напевал унылую песню.