Князь Курбский - [36]

– Князь Вишневецкий выпил чашу меду и государю челом бьет! Князь Мастрюк Темрюкович! – снова воскликнул он.  – Великий государь жалует тебя сахарной башней с царского стола своего!

Толмач повторил его слова по-черкесски.

Черкес поднялся на ноги и поклонился, а кравчий кликнул:

– Великий государь! Князь Мастрюк Темрюкович за подачу твою челом бьет!

– Князь Мастрюк! – сказал весело Иоанн.  – Зови отца и сестру твою посмотреть Москву.

– Государь! – молвил князь Вишневецкий.  – В черкесской земле сыновья не живут с отцами; Мастрюк еще не видел сестры своей.

– Пусть же увидит ее в Москве,  – сказал Иоанн, вставая из-за стола.

Пиршество закончилось.

– Ну, был пир! – говорил ключник Истома Дружинин, принимая серебряные блюда от стольника, Постника Игнатьева.  – Сколько угощали послов и князей!

– Не каждого принимать особо,  – отвечал Постник.

– Мы утрудились до пота лица. Останется хлопот и на завтра.

– Правда,  – сказал Истома,  – собирать кафтаны да утварь, переносить в кладовые.

– Беда,  – молвил Постник,  – если бы для каждого посла было столько погрому, а то угостили всех одним разом, и царю слава!

Глава VII. Царский брак

Сигизмунд Август не помышлял о союзе с царем. Польский посланник поспешно выехал из Москвы. Иоанн готовил месть и, стараясь удалить из памяти мысль о прекрасной польской Екатерине, снова послал Вишневецкого на Кавказ: он решил увидеть и даже возвести черкесскую княжну на трон московский.

Князь Курбский не появлялся в царских палатах. Все приверженцы Адашевых страшились за свою судьбу; князь Курлятев, доблестный старец, князь Александр Горбатый были под опалою; одно заступничество митрополита Макария отдаляло жребий, грозивший им. Новые любимцы и утешители Иоанна, превозносясь своим могуществом, обрекали гибели многих. Клевета смело бросала тень подозрений на знаменитых бояр, вернейших сынов отечества, и тревожилась только ожиданием новой перемены.

Радостно принял Темрюк царское слово; через несколько месяцев княжна черкесская прибыла в Москву; Иоанн встретил ее у кремлевской стены и неравнодушно смотрел на красавицу. Свежая, как роза, легкая в движениях, величавая поступью, но дикая и несколько робкая, черкесская княжна привлекала его полными огня взорами, выражавшими пылкость чувств; черные волосы ее ниспадали заплетенными шелковистыми косами на высокую грудь, и алые уста улыбались. С быстротою стрелы черкешенка взлетала на коня, поражала птиц на лету, и трепетание крыл падающего голубя, и кровь, брызжущая из раны, веселили ее. Никакого сходства не было в ней с Анастасией, но тем не менее она возбудила страсть в Иоанне.

Когда в царских палатах поднесли ей жемчужный убор и алая ферязь, унизанная алмазами и яхонтами, облекла стройный стай ее, тогда Иоанн забыл и Анастасию, и прекрасную сестру короля Сигизмунда.

Спешили приготовлениями к брачному торжеству; княжна переменила веру, и названа была Марией; брат ее, Мастрюк, назван был Михаилом и возведен в степень старейших царедворцев. Толпы черкесов в блестящем вооружении, с копьями, стрелами и луками появились при московском дворце, и бояре московские с беспокойством предугадывали в новых пришельцах царских любимцев.

Уже гонцы призывали всех бояр занять по степеням их и по царскому указу места при бракосочетании государя; уже знали, что свадьбе быть в неделю[20]. Московские граждане нетерпеливо ждали торжественного дня, и он настал.

Звон колоколов раздавался по всей Москве, народ теснился на кремлевской площади, ожидая увидеть выход царя к брачному венчанию; у Красного крыльца стояли великолепные, обитые бархатом сани, с парчовыми подушками; ясельничий накинул на коня шелковое покрывало, вышитое жемчугом. Между тем средняя брусяная палата Кремлевского дворца, убранная золотыми парчами, уставлена была образами; на всех стенах ее сияли в драгоценнейших окладах взятые из соборов чудотворные иконы. Место в палате для царя и царицы обито было лазоревою камкою и покрыто златошитыми подушками; на каждой лежало по сороку соболей; третий сорок соболей держала сваха. Пред царским местом на столе, накрытом белокамчатною скатертью, лежали на золотых блюдах калачи и соль.

Сваха и боярыни окружали прекрасную невесту в ее тереме и расплели ей косы. Царедворец, присланный от жениха, известил невесту, чтобы она шествовала в палату. Она встала, боярыни шли перед нею, а за нею несли большие брачные незажженные свечи и караваи; на каждом из них положено было восемнадцать больших серебряных пенязей, с одной стороны вызолоченных. Невеста, войдя в среднюю палату, села на изготовленном месте, а жена свадебного тысяцкого и свахи – на лавках, боярыни, со свечами и с караваями, стали в ряд возле свах. С любопытством посматривала черкешенка на две узорчатые золотые мисы с драгоценным осыпалом; на них в трех углах насыпан был хмель; с трех сторон висело по девяти соболей, и лежало девять одноцветных платков: бархатных, камчатных и атласных, и по девяти больших золотых пенязей. Тут князь Юрий Васильевич вошел в палату с боярами и боярскими детьми, сел на большое место и, дав знак боярину-дружке, князю Мстиславскому, приблизиться, повторил за подсказывавшим ему боярином: «Зови великого государя и скажи ему: великий князь Юрий Васильевич велел тебе с Божиею помощью идти к делу своему». Тогда Иоанн пошел в среднюю палату в сопровождении всех бояр и поезжан. Поклонясь святым образам, он приблизился к месту, на котором сидела подле невесты младшая сестра ее, и, дав ей знак встать, сел на ее место.