Князь Барбашев - [91]

Хлев встретил привычным запахом сена и навоза. Открыв дверцу, выпустила заквохтавших кур во двор, не забыв стегануть петуха, что распустив крылья, попытался было накинуться на неё. Он вообще был очень дерзок этот петушок, даже на брата наскакивал бывало. Так что тот пообещал пустить драчуна в суп, как только подрастёт его сменщик, да вот незадача, в прошлом годе не уследили и молодого петушка с несколькими курами задрали хищные птицы. Ну да ныне не отвертится, быть ему в куриной лапше, что так вкусно готовила мама.

Постаревшая Зорька спокойно стояла в углу, лениво жуя свою жвачку и ожидая утренней дойки. Постареть-то она постарела, но молоко давать не перестала. Вот и сейчас вымя раздулось от скопившегося за ночь. Ловко оттягивая упругие сосцы, девушка надоила почти полный подойник. Не удержалась и отхлебнула тёплого парного молока, а потом погладила кормилицу по морде и, подхватив ведёрко, выскочила во двор. Постояла немного, глядя, как густеет розовая полоска восхода и пошла в дом.

Мать к тому времени тоже уже проснулась и сейчас возилась с поднявшимся за ночь тестом, готовя хлебы для печения.

- Уже отдоилась, доченька? Совсем хозяюшкой у меня становишься, - Млада с теплотой оглядела Василису. Выросла дочка, вытянулась, вон и грудь уже проявилась. Скоро и о замужестве подумывать придётся, приданное собирать. Ну да она об том уже позаботилась, отложила кой чего из того, что сынок из похода привёз. А ведь всю зиму богу молилась, чтобы вернулся её соколик живой, не сгинул в ратном походе. Вернулся, да с прибытком. Хоть и понимала, что прибыток тот у таких же крестьян взят, ну так не выбрасывать же. Подношение в церковь снесли, грехи вольные и невольные сынок отмолил, зато с частью долгов рассчитались и как будто даже легче жить стало.

- Буди соню, - сказала мать дочери, увидав, как та набирает в руки приготовленную с вечера щепу.

Яким всё это время спал на лавке закутавшись в овчину и просыпаться явно не хотел. Однако настойчивости сестре было не занимать, да и как с братом бороться, она давно знала. Впрочем, Яким тоже знал, что сестра своего всё равно добьётся, а потому, пробурчав что-то нечленораздельное спросонья, откинул овчину и сел, опустив босые ноги на пол.

Хмыкнув и пригрозив сестрёнке кулаком (на что та привычно показала ему язык), он поднялся с лежанки и, подойдя к печи, умылся из рукомоя подвешенного над лоханью, глядя на то, как сестра споро разжигает огонь.

Дрова в печи понемногу разгорелись, и вскоре густой едкий дым пополз по избе к открытым волоковым окошкам. Оставив женщин заниматься готовкой, Яким выскочил во двор, в очередной раз подумав о том, что печь надо бы сложить по новому. А то получается, что князевы холопы живут лучше, чем он, вольный человек. Впрочем, совершив длинный вояж по многим землям, Яким давно убедился, что так-то лишь у них в деревне и было. В иных местах если и заботился волоститель о крестьянине, то всё равно по другому. А так-то везде было как у него: избы у крестьян стояли черные, курные, без труб; дым выходил в маленькое волоковое окно. Иной раз избы были поделены на комнаты, но большинство всё же состояло всего из одной, не делённой перегородками и в этом пространстве и жил крестьянин со всем своим семейством. Вдоль всех стен, не занятых печью, тянулись широкие лавки, тёсаные из самых крупных деревьев. От печи поверху под потолок приделывались полати, на которых спали. Зимой тут же под полатями часто держали живность.

А вот у княжича к земледельцу было какое-то особое отношение, понять которого Яким сколь ни старался, а так и не смог. Вроде вот как все, чтоб ряд с вольными землепашцами не рядить, похолопил людишек, да посадил на землю, а через то безмерно свои поля увеличил, да подати поднял, порушив старинный уклад. А только окромя Якима да дяди и слова ему никто сказать не мог, потому как холопы, а вот их то, порядников своих, князь как раз и не тронул, с ними всё согласно ряда оставил. А всё же чувствуется отличие. Вот и избы холопям своим сам поставил, да не курные избёнки, а по белому топящиеся. А чтоб за соломенную крышу не переживать, дома те тёсом покрыли. Оно и понятно, солома и от малого уголька полыхнуть может, а тёсу с того ничто не приключиться. Хотя, в соседних Дежёвках вон изба есть, где печь то белая, да крыша из соломы и ничто. Коль всё правильно делать, да посматривать и с соломой прожить можно. Но это сколь же серебра князь на людишек подневольных потратил? Да ещё избы те хитрым образом на комнаты разбиты. Это ж где такое видано-то? А это его четырёхполье. Дядя рассказывал, что и на три-то поля только при отцах перешли, а так всё больше перелогами жили, а тут на тебе, аж четыре и всё это словом хитрым - "севооборот" - обозвал. Где только и прознал про такое?

Ох и полон их князь загадок!

Али ещё вот придумку привнёс. Он, правда, как услыхал про то, даже не поверил поначалу. Нет, ну зачем, скажите, поля сорной травой засаживать? Да того клевера аль донника в округе и без того полно. Коли надо, сходи да накоси. Ан нет, обозвал их князь какими-то "сидератами" и велел ими пар засеивать. Одно радует, такое непотребство токмо на своих да на холопьих полях творит, вольных то людишек не трогает. Вот мы и посмотрим, кто нонеча при хлебах-то будет. Хотя, ежели и вправду будет урожай лучше, как об том княжич говорит, так отчего и самому потом не попробовать. А пока и по старине отработаем.