- Хороший боец батька твой, - продолжал беседу стражник. - Может я его знаю?
- Вряд ли, пришлые мы, да и помер ужо батько, прибрал его господь.
- Да, - протянул стражник, - каждому свой срок отмерян. Что ж, бывай, малец, а коли захочешь в дружину нашу, приходи, дом стражника Акима тебе любой укажет. Чую, быть тебе добрым воем.
- Благодарствую за приглашение, - и Андрей на полном серьёзе поклонился стражнику. Тот только удивлённо хмыкнул, а потом обернулся к молодухе, так и стоящей с пустым ведром около него:
- Ну что, Маланья, пойдём, подсоблю, раз обещался.
И подхватив ведёрко, стражник потопал куда-то в сторону от площади, видать к ближайшему колодцу.
Внезапно за его плечо уцепилась чья-то рука и потрясла, привлекая внимание. Андрей резко обернулся, вырываясь из чужих рук и готовый отскочить, но остался на месте, увидев, что парень, тот самый, третий, просто стоит и смотрит на него.
- Слышь, малой, ты это, того, зла не держи. Ряба он всегда такой: петухом наскочит и разливается соловьём.
- Бывает. И что, часто драться приходится?
- Не, нас мало кто задевает. А так, чтоб один троих положил, да супротив меня выстоял, такого не припомню. А я ведь кажную зиму на кулачный бой в стенку встаю с мужиками.
- Ха, хорошо, что я от тебя плюху не получил, а то бы валялся счас в базарной пыли, на потеху молодицам.
- Чего не получил? - наморщил лоб парень.
- Ну, удар, в смысле.
- Ну ты и придумал - плюху, - хохотнул его бывший противник. - Меня, кстати, Олексой зовут.
- А меня Андреем.
- Ну что, пойдем на речку, раны отмывать?
- А и пошли.
Пока купались, отмывали и отстирывали грязь, Андрей слушал рассказ про нехитрую одиссею Олексы. Родился он в деревеньке, основанной когда-то на краю леса и степи, умело скрытую от недружественных глаз. Крестьяне жили землепашеством и охотой, платя умеренную подать, пока набежавшие татары не разорили её, частью порубив, а частью угнав с собою жителей. Чудом уцелевший Олекса с той поры навсегда покинул донскую землю, уходя подальше от порубежья, кормясь самой разной подработкой. Поначалу нанимался сам, а потом, перебравшись на московскую сторону, влился в плотницкую артель. Работы прибавилось, зато и жить стало ну не то что лучше, но сытнее, что ли.
Тут-то Андрей и подумал о том, что пора бы ему обзаводиться своими людьми. Сирота, хлебнувший горя и лишений, в самый раз годился на роль послужильца. Вечером, перед тем как расстаться, Андрей и огорошил Олексу своим предложением. Вид у того был, надо сказать, презабавный. Рассказав, где его искать, если всё же надумает, Андрей поспешил на встречу к брату эконому, чтобы возвращаться вместе в монастырь.
А Олекса пришёл-таки наниматься к князю, когда Андрей уже почти перестал верить.
Вот он-то и отыскал старика-гусляра.
Да, чувствовал он, что выбивается из образа, да, знал, что нынешние князья да бояре музыку слушали, а не бренчали сами, да, помнил, что в это время православное духовенство относилось отрицательно к любой инструментальной музыке и увеселениям, видя в этом либо языческие пережитки, либо католическую ересь, но не мог ничего поделать. Что в прошлой жизни, что в этой, простое перебирание струн вызывало у него успокаивающий эффект, а вот мозгу наоборот, давало хороший ускоряющий пендель, после чего обрывочные мысли начинали складываться в добротные решения. Ну что поделаешь - каждый человек индивидуален и у каждого свои тараканы в голове.
Старик - гусляр к делу обучения подошёл со всем тщанием: и вроде не "грузил" излишней информацией, но много нового открыл княжичу. Именно от старичка Андрей, к примеру, узнал, наконец, чем отличаются яровчатые гусли от звончатых. Оказалось - струнами. Если струны из жил, то гусли яровчатые, а если металлические, то звончатые. Яровчатые звучат глуше. Под них хорошо петь или рассказывать, к примеру, былины. Звончатые лучше, когда играешь сольные мелодии и плясовые.
А вот настраиваются гусельки по-разному, в зависимости от предпочтений гусляра. Ну и ещё потому, конечно, что до изобретения камертона было ещё двести лет.
Тут-то мысли Андрея и скакнули вперёд: а почему бы не "изобрести" камертон раньше. Ничего сложно вроде бы в его устройстве нет, а так глядишь не Джон Шор, бывший придворным трубачом английской королевы, а князь Барбашин войдёт в историю музыки, заодно и будущим "еврофилам" свинью подложим. Над этим стоило хорошенько подумать, но потом, а пока продолжить обучение, да придумать, что игумену говорить, когда он о "бесовском" увлечении прознает. А то, что прознает, Андрей не сомневался. Шила в мешке, как говориться, не утаишь.
Принцип игры на гуслях оказался довольно прост, точнее единого способа игры не было, каждый играл, как ему было удобнее. Кто-то клал гусли на колени, кто-то держал вертикально, как арфу. Кто-то ставил длинной струной к себе, кто-то наоборот. Кто-то играл пальцами обеих рук, защипывая струны, кто-то одной рукой часть струн глушил, а другой рукой струны перебирал. Просто простор для мысли и фантазий.
Старик - гусельщик, к примеру, предпочитал держать гусли на левой руке и щипать струны ногтями, или гусиным пером - этаким прообразом плектра, более известного большинству, как медиатор. Главное, что уяснил Андрей: в игре надо держаться ритма.
