Князь Барбашев-3 - [80]

Но, перед началом поездки к эрцгерцогу состоялось, наконец-то, знакомство князя с Маргаритой Австрийской, женщиной, которая была рождена, чтобы стать королевой, но так ею и не стала. Но все вокруг, и даже юный Карл, сумели разглядеть в ней огромный талант управленца, отчего племянник, признав собственную ошибку, вернул воспитавшей его тётушке титул правительницы Нидерландов, которыми она успешно управляла до того, как он неосмотрительно отстранил её от этого.

Крепко держа власть в своих нежных руках, она способствовала торговому миру между Бургундскими Нидерландами и Англией, заинтересованной во фламандской торговле, и помогала сглаживать острые углы в отношениях между голландскими и испанскими подданными своего племянника. А покровительствуя искусствам и наукам, она превратила свой двор в Мехелене в центр меценатства, привечавшего учёных, литераторов и художников, и давшего животворящий толчок к становлению голландской культуры Золотого века.

И, как вы понимаете, не познакомиться с такой женщиной Андрей просто не мог, так что посольству пришлось сделать небольшой крюк, под привычное уже бурчание дьяка.

Зато Маргарита приняла послов далёкого восточного императора скорее по-домашнему, чем помпезно-официально, что было только на руку Андрею, собиравшемуся обсудить с нею больше торговые дела, нежели политические.

В связи с последними новостями из Италии, герцогиня чувствовала себя счастливейшей женщиной, хотя, как опытный политик, и пыталась скрывать свои чувства. Однако весь её немалый двор знал, что племянник, в воспитание которого она вложила всю себя, наголову разбив французов при Павии и взяв в плен короля Франциска, тем самым свершил лелеемую ею месть Франции за нанесённое когда-то в юности тяжкое оскорбление. Да ещё и зловредный родственничек, Рене-бастард, точивший её тихое семейное счастье, тоже погиб в той битве. Так что лучшего момента для получения преференций князь придумать просто не мог. И постарался воспользоваться этим по полной.

Нет, Маргарита вовсе не перестала быть рачительным правителем, но ко многим предложениям, исходившим от него, она отнеслась куда более благосклонно, чем даже сам Андрей мог надеяться, так что, анализируя после их встречу, он решительно списал это на эйфорию от свершившейся мести. Недаром же женщина воспитывала Карла в старых добрых антифранцузских традициях! Но, если это выгодно Руси и ему, то да здравствует глупость тех, кто обижает умных женщин! Главное, самому не повторить их ошибку. Благо людская молва уже многое сделала для поднятия его имиджа у Маргариты и её придворных, и ему оставалось лишь не ударить в грязь лицом.

Впрочем, общаться с умной и красивой женщиной было и без того приятно. Она легко поддерживала разговор на любую тему, будь то деловые предложения или обсуждение современного искусства и философии. Так что, кроме тонкого дипломата (ну, по крайней мере, Андрей надеялся, что выглядит таковым) и хваткого дельца, ему удалось показать себя и вполне куртуазным аристократом. Под конец визита даже жаль стало, что не получилось надолго задержаться в Мехелене, так как долг звал его дальше, в столицу австрийского эрцгерцогства…

* * *

До австрийской столицы посольство добиралось в основном по рекам. Сначала по Рейну, а потом по Дунаю, совершив верхом лишь переход через водораздел этих двух рек. Дорога была не то, чтобы трудна, но довольно опасна. В самих Нидерландах герцог Карл Эгмонт Гелдернский продолжал противостояние центральной власти, удерживая Арнем и основные сельскохозяйственные провинции Оверэйсел и Гельдерен, оставив Бургундскому двору для прокорма лишь Артуа. Идущая война, впоследствии названная Сорокалетней, характеризовались отсутствием крупных сражений между армиями обеих сторон. Вместо этого обычной практикой были небольшие нападения в духе «ударь и беги», рейды и засады. Не обошлось и без морских разбойников, более привечаемых именно герцогом, а не герцогиней. Так что посольский караван мог показаться любителям чужого добра вполне достойной добычей.

А по берегам Рейна бесчинствовали отряды восставших, что тоже не делало дорогу безопасной. Но, как бы то ни было, а посольство прибыло в Вену без дорожных приключений, о чём и возблагодарило бога, совершив торжественный молебен.

* * *

В начале 16 столетия Вена под рачительным управлением Габсбургов продолжала быстро богатеть, как и её окрестности, ведь Венская котловина предоставляла оптимальные условия для занятия сельским хозяйством: плодородные почвы, обилие водных источников и благоприятный климат. Располагая значительными средствами, венские обыватели постоянно улучшали свой город, строя богадельни, госпитали, школы, просторные дома и красивые церкви. Дошло до того, что благородное сословие стало жаловаться на то, что загородные замки австрийских рыцарей теперь кажутся убогими лачугами по сравнению с роскошными дворцами зажиточных мужланов-горожан.

Но всё же в городе и округе не всё было так хорошо, как казалось со стороны. Реформация, распространяясь по германским землям, добралась и до Вены. Так, некий Пауль Сператус попытался вести лютеранские проповеди даже в центральном соборе Вены — соборе Святого Стефана, за что и был отлучён от церкви в 1522 году. А буквально недавно подвергся казни перешедший в лютеранство венский торговец текстилем Каспар Таубер. И всё же, не смотря на всё противодействие со стороны католической церкви и властей, лютеранство продолжало наступать на земли эрцгерцога. Более того, его воздействию подвергалось всё больше дворян, владевших поместьями за городом. А так же те, кто был недоволен политикой Фердинанда, который смог в 1522 году снести устоявшиеся политические структуры в результате так называемого «кровавого суда» в Винер-Нойштадте и последовавшей расправы с лидерами сословной оппозиции, после чего город перешёл под прямой контроль брата императора.