Князь Барбашев-3 - [8]

Ну и как уже не раз говорилось, к настоящему времени на территории посада почти не осталось дворов ремесленников, а им на смену пришли дворы бояр, богатых купцов — «гостей» и дворян, из тех, у кого хватило денег на столичное житьё. И всех их очень не устраивало то, что в случае опасности они должны были, бросив всё, спасаться в Кремле. А потом возвращаться на пепелище и отстраивать всё заново. Так что они (и Андрей в их числе, как тоже имеющий двор на посаде, пострадавший от недавнего погрома) обратились с челобитной к государю, дабы повелел тот оградить их место жительства от внешнего ворога стеной. И Василий Иванович не оставил то челобитье без ответа, тем более, что появление «лишних» денег в казне позволяло приступить к фортификационным работам куда раньше, чем в андреевом прошлом-будущем.

Оттого, уже в 1523 году по восточной границе посада был прорыт глубокий ров и насыпан вал, а уже в этом началось и строительство кирпичных стен с башнями, вновь получивших в народе негласное прозвание «Китай-город». Руководил постройкой новой линии укреплений всё тот же итальянский зодчий Петрок Малый, что этим занимался и в иной реальности.

И вот весь этот строительный бум превратил и без того не тихую Никольскую в настоящее вавилонское столпотворение. И только осознание нужности проводимых мероприятий не позволяло княжескому раздражению прорываться наружу, когда он, под бой седельного тулумбаса, возвращался к себе домой. Впрочем, положа руку на сердце, и его вклад в общую сумятицу тоже был не мал. Как-никак, а задумал князь на родном районе аж целых два строительства. Первое — для душеспасения, а второе для будущего.

Для первого строилась на ближайшем к дому князя перекрёстке церковь небесного покровителя торговой компании — святому Иоанну Сочавскому, а вот для второго — новая школа для московских детей, под которую он и место выкупил у одного из последних ремесленников, что ещё оставался на краю Ильинки. Тому среди знати да богачей в последнее время жить неуютно стало, вот и предложил ему Андрей обменяться двор на двор. А поскольку новое место было где-то в Занеглимье, то ещё и доплатил рабочему человеку, дабы тот смог без потерь перенести своё производство.

В общем, даже не беря во внимание приказные дела, хлопот у князя было много, и вернувшийся из Нижнего Андрей вертелся как белка в колесе, отдыхая лишь короткими летними ночами. Благо жена была уже с животиком, и ей было не до плотских утех.

Зато среди всей этой суеты князь отыскал, похоже, настоящего самородка, которыми так богата русская землица. Причём случилось это довольно буднично и, можно сказать, больше по воле случая. В тот день, в очередной раз вернувшись из Кремля, Андрей наскоро сполоснулся под душем (привычно проклиная бояр с их понтами и привычкой потеть под шубами) и решил, что все дела могут и подождать, тем более, что давно пора было и к иконописцам заглянуть, да заказать для строящейся церкви икон. Да и для домашнего иконостаса тоже.

А потому, спустившись по лестнице, устроенной нынче внутри, а не снаружи, как в прежнем доме, в конюшню, он охлопал подготовленного конюхами коня, вздел удила, проверил подпругу, и легко, привычно взмыл в седло. Выйдя на улицу, на яркое, но уже не жаркое солнце, Андрей вдруг озорно присвистнул и велел барабанщику выдвигаться вперёд, а дружинникам из личной охраны следовать за ним.

Улица за воротами, как всегда, была полна народа и телег. Все куда-то спешили и что-то везли, но заслышав боярский тулумбас, привычно сворачивали к обочине, пропуская княжеский кортеж. Спокойно восседая в седле, Андрей с усмешкой поймал себя на мысли, что было время там, в его прошлом-будущем, когда ему сильно хотелось проехаться по дороге с кортежем и мигалками. Воистину, бойтесь своих желаний, иногда они сбываются. Вот только не всегда так, как думалось и мечталось.

А Москва привычно гудела, звон, стук и людской гомон текли не прерываясь. Росла столица, расстраивалась!

Возле строящейся церкви князь придержал немного коня, убедившись, что работа спорилась, и тронулся дальше, в сторону иконописной мастерской. Во дворе которой под него и влетел худой вихрастый паренёк. Впрочем, влетел он не совсем под князя, а под его коня, который от такой наглости присел и угрожающе всхрапнул.

— Стой, варнак! — донёсся из помещения крик изографа, выскочившего следом за работником (потому как вряд ли тот был его родственником), как был, в фартуке с пятнами краски и закатанными рукавами рубахи. Увидев верховых, он в первые мгновения застыл, словно не зная, что делать. А потом опомнился и поклонился знатному гостю, который был, к тому же, его постоянным заказчиком.

— О чём кричим, мастер? — весело и удивлённо поинтересовался Андрей, спрыгнув с седла и крепко ухватив собиравшегося порскнуть куда-то в сторону хлопца. Всё же изограф Феофил был человек достаточно выдержанный, а тут выскочил: глаза горят, руками машет.

— Да вот о нём, — указал мастер на паренька и пожаловался: — Взял же на свою голову ученика. Чем только голова забита? То краску не так смешает, то, не смысля ничего, лик писать пытается. Всю работу испортил, мерзавец. Опять доску грунтовать придётся.