Князь Барбашев-2 - [166]

А вот перед Священной Римской империей германской нации из-за нешуточной угрозы со стороны молодой Оттоманской Порты встал целый ряд важных задач, отвлекающих её от второстепенных направлений. И потому, всё на том же Вормском рейхстаге, два брата — император Карл V и принц Фердинанд I — договорились о полюбовном разделении владений Габсбургов на испанские (с итальянскими владениями, заморскими колониями, а так же Нидерландами) и центральноевропейские, заложив тем самым основу для формирования в будущем двух империй: Испанской и Австро-Венгерской. Хотя поначалу планировалось, что пока склонный к компромиссам Фердинанд удерживает под контролем Германию, Карл впрямую займётся борьбой с Турцией и Францией. Но, как известно, ни один план не выдерживает столкновения с реальностью.

Зато эти решения, пусть и косвенно, но отразились со временем на судьбе скандинавских стран, где в Швеции уже вовсю разгоралось восстание против датской тирании, а датский король всё ещё не воспринимал его серьёзно и продолжал готовиться к новой войне с Ганзой.

* * *

Получив столь интересные новости, Андрей записал их в свой походный дневник, однако посчитал, что время для высокой политики в его планах ещё не настало, а потому, обговорив кое какие подробности с Мюлихом и дав чёткие указания приказчикам, сам на шхуне «Аскольд» покинул порт Любека, привычно отправившись на охоту за купцами.

И практически сразу удачно наткнулся на небольшой краер с командой в восемь человек, перевозивший, тем не менее, весьма дорогой с его точки зрения товар — медные слитки. На купце, сообразив, кто им повстречался, даже и не подумали о сопротивлении, а просто сбросили парус и с обречённым видом стали ждать абордажную команду. А потом, пока медные полусферы перетаскивали из одного трюма в другой, Андрей пожелал расспросить шкипера о делах в Гданьске, подбодрив того кружкой малиновой наливки и обещанием оставить ему его судно.

И сведения, которые тот поведал, оказались весьма интересными.

Гданьск лихорадило. Да, обороты торговли, не смотря на идущую войну и недавнюю осаду, продолжали расти, достигая головокружительных сумм, отчего в городе оседало всё больше и больше золота. Вот только кроме торговых судов в Мотлаву входили и каперские корабли, часть из которых давно ходила под королевским стягом. Впрочем, от продажи корсарской добычи город только выигрывал, а потому смотрел на это до недавнего времени сквозь пальцы. Вот только в последние годы силы каперского флота польского короля стали таять как прошлогодний снег под лучами солнца, потому что русские, чьих кораблей ещё десять лет назад и видно не было нигде дальше Ревеля, неожиданно не только заполонили собой морские пути, но и болезненно огрызнулись. Причём болезненно не только для каперов, но и для владельцев кораблей, позволив себе то, что раньше считалось лишь прерогативой самих ганзейцев. Вновь и вновь в город приходили вести о потоплении очередного судна; вновь и вновь у каперов, владельцев кораблей и владельцев верфей возникали трения с гданьским сенатом. И корыстолюбивый Гданьск, желая в своих торговых интересах примирения с оказавшимся столь кусачим противником, всё чаще стал недобро посматривать в сторону королевских жолнеров. Этому же способствовали и внутренние конфликты, раздиравшие патрициат и горожан. В общем, сработало старое правило — разделяй и властвуй. Ведь любая толпа всегда бездумна, и если её гнев умело направить, то всегда можно выиграть время и преференции для себя любимого. И патрициат Гданьска решил, что королевские каперы могут стать весьма достойным козлом отпущения за все их грехи. Ну, а напоследок шкипер поведал, что, вроде как, патриции собирались отправить кого-то в Ивангород, но тут он мог довольствоваться лишь неясными слухами, хотя интерес в Андрее разжёг нешуточный.

Как ни был мал груз, но перегрузка его всё же заняла несколько часов, после чего, подняв все паруса, шхуна стремительно рванула в сторону Норовского. Однако под вечер ветер сначала посвежел, а потом и вовсе превратился в шторм. Под потоками дождя, раскатами грома и захлёстывающими палубу волнами «Аскольд» всю ночь боролся с бурей, отбросившей его практически назад. И лишь после восхода солнца море относительно успокоилось, и шхуна получила возможность начать потихоньку зализывать полученные от стихии раны.

При этом погода оставалась неустойчивой. Корабль теперь еле-еле полз по волнам; паруса его то надувались, то повисали. Андрей, закатав рукава своей батистовой рубашки, поднялся на ют, где и застыл возле фальшборта, оперевшись локтями о планширь.

От созерцания моря его отвлёк слуга — высокий, горбоносый, парень лет тридцати — притащившийся на ют с кружкой горячего кофе. Ну да, времена, когда князь фрондировал, отправляясь куда-либо сам-один, давно уже прошли и теперь он всегда передвигался в сопровождении небольшой свиты, состоящей обычно из одного — двух слуг, а на земле ещё и вооружённого отряда послужильцев. Статус, как говорится, обязывал.

Попивая горячий напиток, Андрей вдруг подумал, что неплохо бы было натянуть над кормой навес из парусины, под тенью которого можно было бы отдохнуть от жгучих лучей дневного светила, да и команде предоставить отдых, устроив купание. Это в европейских флотах считанное количество моряков умели плавать (чему Андрей всегда удивлялся), а у него наоборот, неумех было считанные единицы. Обдумав пришедшую мысль так и эдак, он уже хотел отдать команду, как сверху раздался крик: