Князь Барбашев-2 - [10]

Так вот, из полученных шести тысяч пудов медной руды смогли выплавить почти 600 пудов меди. 400 пудов уйдёт в казну по цене рубль и двенадцать алтын за пуд, а остальное либо продать по три рубля за пуд, либо пустить на свои нужды. Правда, придётся принять у себя государева дьяка, который будет и за добычей следить и шпионить потихоньку, ну как же без этого, но одним шпионом больше, одним меньше, тут уж грешно плакаться. Считай, тысячу рублей получим, минус зарплата работникам, а остальное в карман. Поневоле задумаешься: а отчего это государь его милостями обсыпает? А то ведь в народе недаром говорят: мягко стелет, да жёстко спать. Как бы подарунки эти не оказались впоследствии горьким отваром. А Шигона-то молодец! Сим подарком мигом сбил Андрея с колеи и взял руководство разговором на себя. То-то не через тестюшку родного передачка-то прошла.

— Что ж ты, Иван Юрьевич, сам-то надрывался? Мог бы и тестюшке отдать.

— Да вот порадовать тебя захотелось, княже, — усмехнулся в бороду государев ближник.

— Да расспросить, между делом, — вернул усмешку князь. — Ох, не люблю я эти волчьи пляски вокруг да около. Говори уж прямо, не трать время, Иван Юрьевич.

— Прямо, говоришь. Можно и прямо. За брата я волнуюсь. Васька ведь воеводой в Казань едет. А тут дошли до меня слухи про речи твои Казани касающиеся. Дай, думаю, спрошу, откуда у князя такие мысли.

— Ну, Иван Юрьевич, да мало ли кто что болтает. Неужто каждого спрошаешь? А про Казань-то, поди, Федька Карпов сболтнул? Да не тебе, а в разговоре с кем-то, а уж твои послухи тот разговор услыхали. Ох, Юрьевич, радуешь ты меня — везде своих людишек поставил. А ко мне человечка тоже определил? Да не куксись, таинник, понимаю: большой брат бдит.

— Эгхм, кхм, — закашлялся вдруг Поджогин. — Вот правду государь молвит: странен ты, Андрей Иванович. Иной кто только при подозрении о моих видоках посохом грозится, а тебе словно всё равно.

— Ты, Иван, государеву жизнь стережёшь, а я на государя не умышляю. Так отчего мне твоих видоков боятся? — а про себя подумал, что информацию ведь можно по разному преподнести, да иной раз так извернуть, что и на плаху человека ни за что отправить можно, но ты это и без меня знаешь, а вот понимаю ли я, тут ты головушку и поломай. — А про Казань скажу, что зря государь на подручных ханов надеется. Пресёкся род Улуг-Мухаммеда, так и не надо огород городить. Сколь раз сей град отец государя брал? А стоило уйти русским полкам и опять казанцы на Русь мечи острили. Да и Мухаммед-Эмин тоже с крови начал, хоть и ставлен был государем московским. А сколь полков на казанской украйне стояло, когда под Смоленском каждый вой на счету был? Нет, Иван Юрьевич, гнойник сей вырывать надобно раз и навсегда.

— И что же государю делать? — Поджогин столь великолепно исполнял роль заинтересованного слушателя, что старик Станиславский непременно сказал бы «верю!».

— А брать её под свою руку государеву, как Смоленск и сажать там воеводу-наместника. А за брата верно переживаешь, Иван. Крымский хан не только об Астрахани, но и о Казани мечтает. А сторонников Гиреев в Казани не мало. Стоит Шах-Али оступиться — быть смуте кровавой. Помяни мои слова, Иван Юрьевич: как ныне казанцы у государя правителя просили, так завтра в Бахчисарай за тем же побегут.

— Так, поди, и тут мысли умные головушку распирают, — съехидничал Шигона, а сам весь напрягся в ожидании ответа, и глаза его недобро сверкнули. Но лишь на миг он превратился в волка, а потом вновь стал похож на доброго дядечку, вот только Андрей этот миг не пропустил.

— Что ты, куда мне до думцев, а тем паче до государя, — усмехнулся князь. — Ты брата-то упреди, глядишь, и не допустит охулки. Но как воевода скажу, что надобна нам крепость на границе с Казанью. И брату твоему в помощь будет и войску сподручнее будет на Казань идти, если что. Я, когда ходил по Волге, видал хорошее место в устье Свияги. Остров так и напрашивается, чтоб на нём крепость построили. Ну да что нам об том толковать. А вот скажи об чём государь спросить хотел, да потом передумал и на тебя указал?

— Что? — было видно, что задумавшийся Поджогин явно утерял нить разговора. — Ах да! Знаешь, поди, Андрей Иваныч, что деньги для магистра ныне во Пскове лежат. Вижу, знаешь. Вот как бы сделать так, чтоб без помощи ливонского мейстера эти деньги в земли к тевтону доставить, да только аккурат к началу войны тому передать?

— Всего-то?! — вполне искренне удивился Андрей. — Погрузить на корабль да отплыть прямо в Кенигсберг. А чтоб в глаза не бросалось, упроси государя разрешить купцам открыть в орденской столице торговое подворье да отписать об том магистру, чтоб преград не чинил. Купцы торговать начнут, а дьяк на подворье том в ожидании поживёт. Как война случится — сразу и деньги передаст.

— А и хитёр же ты князь. Даже тут купчишкам потвору сотворить желаешь.

— Ну, потвору не потвору, а с тебя я, Иван Юрьевич, дивлюсь.

— А что так? — неискренне изумился Поджогин.

— А как ты сбор информации творишь? Тебе, как оку государеву, надобно наперёд всё знать, а ты и людишки твои ждут, когда купцы да послы заморские приедут и выпытываете у них всё, что сможете. Ну и своих купцов опрашиваете. Не спорю, метод сей хорош, но ведь узнаёшь ты лишь то, чем купец заморский интересовался. А всегда ли он знает то, что тебе надобно?