Княгиня Ольга - [108]

На другой день после угренней трапезы, как Святославу умчать в Вышгород, встретил он Малушу в сенях и перекинулись они, словно золотыми монетками, признаниями.

— Было мне явление нынче ночью, — признался Святослав.

— И меня озарило, — открылась Малуша.

— Придешь?

— Прилечу лебедушкой, ясный сокол.

И разлетелись в разные стороны две счастливые птицы.

Ночь на Ивана Купала, до коей было еще две ночи, они ждали с таким нетерпением, что места себе не находили и сон потеряли. У Малуши все из рук валилось. Боярыня Аксинья, занявшая при Ольге место Павлы, даже заметила:

— Ты, Малушка, охладись ключевой водой, а не то сгоришь.

Малуша засмеялась и озорно ответила:

— Да уж сгорю! И что с того?!

Аксинья ничего на то не ответила, но подумала, что новгородские все такие отчаянные. Пример тому боярыня

Павла, мать Малушки. Павла в девках‑то на кулачные бои хаживала на реку Волхов.

И пришла ночь на Ивана Купала. В Киеве в эту теплую ночь, похоже, никто не спал. Так уж повелось, что сей языческий праздник справляли и дети Перуна, и дети Христовы. Ворота теремного двора в эту ночь не закрывались. И стражей не было, лишь у княжеского терема стояли. Да Малуше они нипочем. Близко к полуночи она покинула свою камору — опочивальню и ушла навстречу судьбе, а та за порогом взяла девицу за руку и повела вниз по Зборичеву взвозу на берег Днепра и дальше, вверх по течению реки, где пылали костры.

Князь Святослав уже давно там был, но не близ костров, а под берегом, в тени куста терновника таился, дабы Малушу сразу узреть, как берегом пойдет. Верил, что Малушу ничто не остановит, ежели слово дала. И вот появилась, в руках у нее ветка березы. Шла она легко, будто летела. А в мыслях‑то и впрямь летела. Да и то сказать, ведь ждала этого часа не один год. Как не поспешить в последние‑то минуты?

Святослав над кустом вырос, руки протянул к Малуше. Она же не мешкая прильнула к нему всем телом, и затрепетало оно под сильными руками Святослава. Он и сам ответно вздрогнул. Но воин взял над минутной слабостью верх, князь легко подхватил Малушу на руки да и понес, а куда — сам не ведал. Тут Малуша подала голос:

— Неси меня, любый, вон на ту гору. — И показала на высокий холм, темневший громадой на полуночном небосклоне.

Святослав понес Малушу туда, где никто не смог нарушить их праздника, их торжества. Она молчала. Да и не нужны были слова, потому как каждая частица их тел говорила меж собой и так складно, что они сами вовсе бы не придумали таких нежных знаков внимания. Но вот и вершина холма, выше — только небо. Святослав поставил Малушу на землю. Она же с его шеи рук не сняла, прошептала:

— Любый, Бог свидетель, мне больше ничего не надо на всю жизнь, потому как ты сегодня со мной, — И уверенно, не сомневаясь, что все делает верно, она взялась снимать со Святослава одежду, — Зачем нам помеха, — шептала Малуша, — мы же дети земли и приникнем к ней ласково. —

И с себя Малуша скинула легкий сарафан в мгновение ока. И оказалась пред Святославом в ослепительно ярком сиянии юного естества. И ослепила князя, потому как он ничего подобного в жизни не видывал. Да и не то это было бы, ибо только его несравненная Малуша могла так сиять.

— Нам земля будет ложем, — продолжала Малуша, — а небо покрывалом. Оно укроет нас от глаз всех, кому не надо того видеть, — И Малуша медленно опустилась в густую, по пояс траву и увлекла за собой Святослава, который, наконец, обрел дар речи.

— Ты послана мне богом Купалой. Земной поклон тебе, моя лада. — И князь встал на колени и поклонился Малуше. Да тут же она потянула его за руку, ухватилась другой рукой за шею и привлекла к себе могучего, но податливого, летящего ей навстречу ясного сокола.

И мир растворился в поцелуях, и все уплыло в невозвратные дали, и остались на всем белом свете только они двое, два любящих существа, готовые в сей миг умереть в объятиях друг друга, оба чистые и непорочные, несмышленые в любви дети природы. Они, однако, знали, зачем им нужно испытать близость. Волею Всевышнего эти двое, созданные друг для друга, обречены были дать Руси человека, имя которого переживет века и станет святыней Отечества. Они не выразили сие словами, и в мыслях не возникло у них торжества по поводу того, что они творили, но плоть естества вела их к исполнению предназначенного Судьбой уверенно, и они отдали себя в ее власть. Малуша приняла тайный уд во чрево свое, испытала мгновение боли и в сей же миг забыла о ней. И сами они уплыли в заоблачные выси блаженства, воспылали, да так и горели на костре любви до рассвета. Потом же, усталые и чуть отрешенные, вернулись на грешную землю, одели друг друга и покинули холм, который стал для них более чем священным.

Добираясь к княжеским теремам, они ничего друг другу не обещали, ни в чем не клялись. Они знали, что впереди у них одни разлуки, одни мимолетные встречи, короткие уединения тайно от мира сего, утоление страсти, коей хватило бы на две жизни. Их еще посетит радость, рождаемая близостью. Но постепенно все светлое вытеснит не на один год печаль разлуки.

Малуша знала, что Святослава скоро оженят, потому как и невеста у него уже есть. Знал и Святослав, что матушка страшно прогневается, когда донесут ей дворовые боярыни о том, что он и Малуша связали себя неземными узами. Но сие было где‑то еще далеко, за гранью текущих дней, до самого возвращения княгини из поездки по державе. И потому любящие оставались ими и шли, прижавшись друг к другу, сроднившись за минувшую ночь. Да всему бывает конец. Вот и теремной двор. И стражи уже видят их. Они же не прячутся — суда не избежать, да бранное слово в них не бросят. Они любили друг друга открыто. Так Святослав и Малуша прошли теремной двор, поднялись на крыльцо, и лишь за дверью терема их встретил воевода Асмуд и разлучил.