Книжка про Гришку - [8]

— Не лезь! Не лезь! — закричал он. — Не заслоняй ворота. Я сговорился подряд сто мячей поймать. Этот восьмидесятый.

— Пестряков Валерий, ты очень нужен академику Павлу Степановичу Спицыну, — сказал Гришка твёрдо. — Он тебя немедленно ждёт.

— Спицын? — спросил пожилой дачник. — Квазипространственный транспорт?

— Ага. Нетрясучий, — подтвердил Гришка.

— Ждёт? — удивилась девушка Таня.

— Немедленно ждёт, — подтвердил Гришка.

— Пестрякова? — спросили прочие шумные зрители.

— Кого же ему ещё ждать? Только меня, — ответил Пестряков Валерий хладнокровно. — У него ко мне срочное дело… Извините, остальные двадцать мячей я после обеда поймаю.

На пушку берёте

Академик Павел Степанович Спицын сидел на крыльце, смотрел на солнце незаслонёнными глазами и не мигая…

— Ох, — говорил он. — Согревает…

Гришка вознамерился тоже глянуть на солнце, не заслоняясь.

— Заслонитесь! — крикнул ему Аполлон Мухолов. — Разве вы не улавливаете, что между словами «солнце» и «заслониться» существует опасная связь? Между прочим, слово «слоняться» означает бродяжничать, идти за солнцем.

Пестряков Валерий метнул на воробья взгляд цвета отточенного железа и пробормотал как бы для себя, но чтобы все слышали:

— Ну Аполлошка, ну выкаблучивается! Перед товарищем академиком образованность свою выпячивает.

Академик дядя Павел усмехнулся и вдруг приказал:

— Открой глаза! Шире!

Пестряков Валерий то ли от неожиданности, то ли от силы академикова голоса распахнул глаза на всю ширь.

— Светится! — прошептал академик.

На крыльцо выскочил дядя Федя.

— Что светится?

— У него в глазах ум светится!

— Загибаете, — возразил Пестряков. — На пушку берёте.

Академик дядя Павел рывком посадил его на крыльцо.

— Пестряков, — сказал он. — На берёзе сидело N зайцев. Сначала улетела одна часть зайцев, потом улетела другая часть, равная первой. Осталась на берёзе третья часть зайцев, равная второй. Сколько осталось зайцев на берёзе?

— Вы как спрашиваете, как в натуре или в условном смысле?

— И так отвечай, и так, и с точки зрения психологии.

— В натуре зайцы не летают, они скакать должны. В условном смысле осталось N зайцев, делённое на три.

— А с точки зрения психологии? — спросил академик.

Пестряков Валерий засопел от усиленной работы мысли.

— Ага! Вы хотели сказать, что мне Аполлошкины подсказки не понадобятся — я сам всё решу?

— Именно, — кивнул академик.

— А кому я стану муравьиные яйца носить, льняное семя и гречневую кашу?

— Ему.

— А он мне что?

— Ничего.

— За ничего я не буду, — пробурчал Пестряков Валерий. — За добро надо платить добром. А если я ему хвост отбил, я могу компенсировать.

Гришка сидел на нижней ступеньке крыльца, жевал сосновую кислую щепку и думал: «Что же такое ум?»

Гришкина мама иногда говорила отцу с застенчивой надеждой:

«Мне кажется, он растёт умным мальчиком».

«Поживём — увидим», — отвечал отец.

— Что такое ум? — спросил Гришка, оглядев всех подряд: дядю Павла, дядю Федю, Аполлона Мухолова и Пестрякова Валерия.

Пестряков Валерий ответил сразу:

— Ум — это удар без промаха в самом широком смысле… Я теперь в Аполлошку стрелять не стану. Я его умом пересилю.

Образованный воробей Аполлон Мухолов, выскочив на карниз, стремительно муху поймал.

— Если правильный глагол от слова «ум» будет «уметь», то ум — значит умение.

Заслуженный пенсионер дядя Федя вздохнул:

— Ум — это мечта живая…

Академик дядя Павел почесал затылок.

— Всё, вместе взятое, и кое-что ещё, — сказал он и добавил легкомысленным тоном: — Слышишь, Федька, не пора ли за карасями идти?

Ты кого упустил?

Карасей ловят таким приёмом. К двум еловым шестам, которые валяются возле Решета (так называется маленькое, заросшее кувшинками озеро), привязывают старую дяди Федину сеть, штопаную-перештопаную. По нижнему краю сети — грузила из обожжённой глины, по верхнему — поплавки из бересты. Ясно, что при такой конструкции сеть в воде не перепутается, но пойдёт стенкой. Рыболовы в горячем споре угадают заветное место с жирным илом, где лежат беззаботные караси. Огородят карасиное лежбище сетью с трёх сторон, оставив ворота. Затем неслышно наедут лодкой поближе к воротам и вдруг возьмутся шестами ил ворошить, вёслами воду баламутить. Короче, устраивают шум, гам и коловращение. Караси, спасаясь от этого безобразия, бегут, как стадо от грозы, и прямо в сеть.

Может быть, в других местах карасей ловят иначе, но здесь, в деревне Коржи, на маленьком озере с несерьёзным названием Решето, их ловят исключительно таким способом. Правда, некоторые дачники, у которых пустого времени много, ловят карасей удочкой на булку. Карась даже на булку с изюмом клюёт в малом числе и мелкий — кошке на раз облизнуться. А чтобы на компанию поджарить, удочкой не наловишь.

— Ух, миляги! Ух, крепыши! — шумел дядя Федя. Они с дядей Павлом сеть выбирали.

— Чушки! Колобашки! — восклицал дядя Павел.

Милиционер товарищ Дудыкин в это время обретался в соседней деревне, а если бы и рядом был, то без внимания. Караси из Решета-озера у него за серьёзную рыбу не шли, поскольку все лупоглазые. К тому же, если учесть, две трети добычи ловцы обязаны были сдать в колхозную столовую для приготовления фирменного блюда «Карась, запечённый по-новгородски».