Книжка для раков. Книжка для муравьев - [23]

На следующий день она тут же представила некоему господину Маркольфусу своих детей для воспитания и обучения. Хотя он был грубоват в своих манерах, вульгарен в поведении, да и понимал не много – но такая уж это беда? Ведь он все-таки истинный лютеранин, и за спасение душ своих детей ее совесть была спокойна. Некоторые доброжелатели хотели ее убедить, что спасение души состоит в добром разуме и правдивости сердца, но она не позволила сбить себя с толку подобными разглагольствованиями и продолжала считать, что спасение души состоит именно в лютеранской вере.

Ей радостно было видеть, что ее старания не пропали даром. Ее дети ненавидят все, что не является истинно лютеранским, и когда в прошлом году верующие реформатской церкви пытались получить у магистрата разрешение совершать причащение в лютеранской церкви, именно ее сын помешал этому в первую очередь. За это она его благословила на своем смертном одре и радовалась блаженному мгновению, когда всех своих соседей, которые не были лютеранами, увидит в геенне огненной.

Подай хороший пример своим детям

Господин фон Гутберг умер, оставив после себя много денег, но бездетным. Чтобы эти деньги были истрачены с пользой, он сделал всякого рода распоряжения. Помимо прочего он распорядился, чтобы ежегодные проценты, составляющие 30 000 талеров, расходовались на пособие таким людям, которые не по своей вине были бедными, но совершил при этом ошибку, не определив, верующие какой конфессии могли, собственно, на это пособие претендовать. Слава Богу, что о распределении этих благодеяний стало известно господину Критцкопфу, который был очень бдителен и делал все, чтобы они не достались никому, кроме истинных кальвинистов. К нему часто приходили женщины, потерявшие своих мужей и ничего, кроме детей, от них не унаследовавшие, опекуны сирот, не имевших матери и отца, главы семейств, утратившие из-за несчастных случаев всякую дееспособность, и им отказывали, поскольку они не были верующими реформатской церкви, под предлогом, что в настоящее время денег нет. И наоборот, если за пособием обращались безалаберная бабенка, домохозяин, безрассудно промотавший свое имущество, то они получали его без промедления, если только заявляли о своей принадлежности к реформатской церкви. Это всегда происходило в присутствии его детей, которым он имел обыкновение объяснять, почему никого, кроме кальвинистов, не нужно любить.

Этот красивый пример имел самые желательные последствия. Дети судили о ценности человека не по его прилежанию, разуму и порядочности, а по его приверженности реформатской религии.

У Луизы, его старшей дочери, был возлюбленный – человек отменного здоровья, красивый, разумный, деятельный, порядочный. Она полюбила его, как только увидела, ее сердце не желало никакого другого супруга, кроме господина Брава. Но он был лютеранином и не мог отказаться от своей религии, поэтому она нашла в себе достаточно силы духа, чтобы ответить ему отказом и выйти замуж за истощенного сластолюбца-кальвиниста, который в первые же недели брака передал ей болезнь, стоившую ей жизни. Она умерла в надежде, что Бог на небе вознаградит ее за то, что она предпочла плохого кальвиниста славному лютеранину.

Как сделать детей бесчувственными к красотам природы

Выговаривай им, если они хотят созерцать природу, и старайся отвадить их от этого всевозможными обещаниями

Маленький Матиас не мог увидеть в городе ничего из красот природы, кроме кусочка неба шириной с переулок, ибо его отец, бывший ремесленником, жил на узкой улочке в маленьком доме, где не было даже садика. Затем когда отец однажды взял его с собой в поле, то для него это было неописуемой радостью, потому что все для него было новым. Вот он увидел цветок, вот червяка, вот птицу, которые привлекали к себе его внимание. Тогда он подбегал к отцу и кричал: «Папа! Папа! Ты только взгляни! Какой премилый цветочек! Какая славная птичка!»

Но отец каждый раз недовольно отвечал: «Опять ты со своими проделками, ты что, никогда птиц и цветов не видел?»

Однажды он обнаружил большую гусеницу, поднял ее, полный изумления, и принес отцу. «Смотри, – сказал он, – какая большая, это я нашел». Но отец сказал: «Фу! Какая мерзость! Сейчас же выбрось! Раздави ее; она может тебя запачкать».

Всякий раз, когда Матиас что-нибудь видел, он останавливался и восхищался, поэтому часто отставал, и его отцу приходилось ждать, пока наконец он подойдет.

Это раздражало отца. Он выговаривал ему за эти задержки и часто говорил: «Давай же иди, скверный мальчик! Если ты не будешь идти быстрее, то пеняй на себя! В другой раз ты непременно останешься дома».

Тогда Матиас снова какой-то кусочек пути бежал; но страстное желание разглядывать все, что его окружало, было слишком большим, чтобы он сразу сумел его преодолеть. И едва отец делал несколько шагов, как Матиас видел прыгающую лягушку или слышал стрекочущего кузнечика, – и он опять останавливался.

В конце концов отцу это надоедало, он брал его за руку, тащил за собой, а если Матиас, несмотря на это, смотрел по сторонам, то, как правило, начинал следующий рассказ: «Пошли, Матиас! Пошли! Если ты поспешишь, то мы вскоре придем в деревню. Там тебе понравится больше, чем в пустом поле. Я попрошу сделать кофе и взбить молоко и яйца так, что молоко едва будет литься». – «И я тоже что-нибудь получу?» – «Разумеется. Ты получишь две чашки. Только пошли! Всегда вперед! Побежали! Там я велю поджарить пару сарделек и принести пиво, вот где ты получишь настоящее удовольствие».