Книга жизни - [3]

Шрифт
Интервал

Азербайджан похож на открытую книгу. На одну ее страницу будто капнули водой, размылось, растеклось, невозможно прочесть. Южный берег Аракса - для нас только сказка, воспоминание, слеза... Говорить о нем можно только как о сказке, о воспоминании, слезе... На южный берег Аракса мы смотрим сквозь страницы исторических книг: исходить его можно разве что в мечтах наших, по воображаемым караванным путям. Землю же на север от Аракса, я исходил, можно сказать, за пядью пядь, вдоль и поперек. Земля эта открыта для меня, самолетам незачем кружить, они могут сесть где угодно. Всюду у меня есть пристанище, обо всем я могу повести речь.

Отчизна моя состоит из двух обителей. Огни одной для меня погашены, я могу только вообразить их.

Азербайджан для меня имеет две половинки, подобно двум полушариям земли. На одном полушарии горы, ущелья, города, села, полезные ископаемые, исторические памятники... Все на своем месте, доступно и ясно. С закрытыми глазами могу найти любую точку. Другое полушарие напоминает контурную карту. Я мысленно дописываю ее.

Советский Азербайджан похож на орла, с распластанными в полете крыльями. Апшерон - его изогнутый клюв, Баку - глаз! А другая половина Азербайджана, Южный Азербайджан, северо-запад Ирана? Как официально принято считать в Иране, Восточный и Западный Азербайджан? А области Зенджан, Хамадан, Астара, преимущественно заселенные азербайджанцами? А "душа, сердце, плоть страны", - если вспомнить слова верноподданной иранской печати в пору подъема демократического движения в Азербайджане?

Однажды шах Ирана так выразил свое отношение к независимости Азербайджана, к отделению от Ирана и созданию самостоятельной демократической республики: "Посмотрите на карту, Иран походит на спящего льва, Азербайджан его голова, если ее отрезать, страна окажется обезглавленной!" Шах был не оригинален в этом суждении. Исстари все иранские историки считали Азербайджан "головой" иранской империи (см.: Аторпатган (Азербайджан) и литературная революция. Составитель Доктор Джамаладдин Фагихе. На фарсидском. Год издания не указан).

Мысль моя кружит над Советским Азербайджаном, всматривается в него с высоты орлиного полета, - но не может дотянуться до Юга, до "головы льва". Четыре революции за один век так и не смогли сломать клетки. "Лев" разгневан. Прильнув лицом к прутьям клетки - к колючей проволоке, я все смотрю и смотрю на него. И, позабыв о пылающих гневом львиных глазах я хочу обнять его как родного вновь обретенного собрата после долгой разлуки!..

ОГОНЬ И ЗОЛА

Что испытал огонь, спроси у золы...

РАСУЛ РЗА

Не трогай золу, под ней огонь...

СУЛЕЙМАН РУСТАМ

В романе Фармана Керимзаде "Снежный перевал" есть такой эпизод: Кербалаи Исмаил, прежде чем принять то или иное решение, сидя у костра, ворошит своим чубуком тлеющие угли - чертит причудливые линии и думу свою думает. Коли взялся он ворошить золу, так знай, последует распоряжение, что-то произойдет. Кажется, решение свое Кербалаи Исмаил из-под пепла извлекает. Слова, как горящие уголья, проглядывают сквозь золу.

Вот и я пером своим разгребаю тысячелетний пепел. Всем существом своим порываюсь я к угасающим очагам истории, чтобы разжечь тлеющий уголек, чтобы там, за далью столетий, тысячелетий, разглядеть искру сохранившегося огня.

О, сколько искорок истины спрятано в этих очагах!.. Я не забыл вкус мельничной лепешки, которую ел в детстве.

На берегу реки, которая текла по дну глубокой балки стояла старая мельница. И жил в ней древний старик, похожий на эту мельницу, возможно, ее ровесник - долгие годы не покидал он мельницу, не появлялся в селе.

День и ночь сидел старик у очага, расположенного в центре мельницы, а очаг возгорался, дымился, пламя его распространяло вокруг тепло, а когда седой пепел, белой скатертью устилал его, старик своими большими грубыми пальцами вытаскивал из-под золы лепешку, подобную молодой луне.

Когда своими заскорузлыми пальцами он счищал с лепешки золу, казалось, пила распиливает дерево. Потом горячую, дымящуюся лепешку он делил на части и раздавал нам. Его соленые и доброжелательные шутки делали пресную лепешку необыкновенно вкусной.

Как я хочу походить на этого мельника!

Под золой времени история наша - горячая и вкусная, как та лепешка.

...Первые наши очаги создала сама природа - на берегу Каспия, в гряде Большого и Малого Кавказа, у подножия горы Агры, в окрестностях Савалана и Урмии.

На Апшероне есть место, называемое Янар-даг (Горящая гора). Такой ее увидели путешественники тысячу лет тому назад: они с удивлением писали о природном пламени, которое день и ночь, на суше и на море, горело в этих краях.

В Нахичевани, Кельбаджарах, Астаре, Ленкорани, Масаллах, глядя на кипящие ключи, вырывающиеся из недр, мы ощущаем тепло земли.

Многим знакома скала на реке Тертер-чай. Из одного и того же источника, с небольшими перерывами, биле то холодная как лед, то кипящая вода.

Вечные огни Сураханов на протяжении столетий привлекали огнепоклонников со всего мира. В память о тех путешественниках на стенах Храма Огнепоклонников сохранились надписи на индийском. Жрецы далекой Индии, в поисках колыбели огнепоклонничества, нашли здесь Главное Святилище, о котором упоминается в древних рукописях, - обойдя весь мир, нашли Мекку огнепоклонничества на Апшероне.


Рекомендуем почитать
Куклиада

Юмористическое описание истории создания и эпизодов закулисной жизни телевизионной программы «Куклы».


Повести разных лет

Леонид Рахманов — прозаик, драматург и киносценарист. Широкую известность и признание получила его пьеса «Беспокойная старость», а также киносценарий «Депутат Балтики». Здесь собраны вещи, написанные как в начале творческого пути, так и в зрелые годы. Книга раскрывает широту и разнообразие творческих интересов писателя.


Малюта Скуратов

Произведение «Малюта Скуратов» стало первым историческим романом Николая Гейнце. В центре повествования – жестокий любимец грозного царя Ивана IV, наводящий ужас на современников, – Григорий Скуратов-Бельский, прозванный Малютой Скуратовым. Царский опричник, воспылавший страстью к дочери почтенного княжеского семейства, пытается завладеть ею, не разбирая средств, проливая кровь ни в чем не повинных людей. Глубоко раскрывая истинные мотивы безрассудства Малюты, автор придает образу темной личности русской истории человеческие черты.


Копья народа

Повести и рассказы советского писателя и журналиста В. Г. Иванова-Леонова, объединенные темой антиколониальной борьбы народов Южной Африки в 60-е годы.


Серебряная чаша

Действие романа относится к I веку н. э. — времени становления христианства; события, полные драматизма, описываемые в нем, связаны с чашей, из которой пил Иисус во время тайной вечери, а среди участников событий — и святые апостолы. Главный герой — молодой скульптор из Антиохии Василий. Врач Лука, известный нам как апостол Лука, приводит его в дом Иосифа Аримафейского, где хранится чаша, из которой пил сам Христос во время последней вечери с апостолами. Василию заказывают оправу для святой чаши — так начинается одиссея скульптора и чаши, которых преследуют фанатики-иудеи и римляне.


Крымская война

Данная книга посвящена истории Крымской войны, которая в широких читательских кругах запомнилась знаменитой «Севастопольской страдой». Это не совсем точно. Как теперь установлено, то была, по сути, война России со всем тогдашним цивилизованным миром. Россию хотели отбросить в Азию, но это не удалось. В книге представлены документы и мемуары, в том числе иностранные, роман писателя С. Сергеева-Ценского, а также повесть писателя С. Семанова о канцлере М. Горчакове, 200-летие которого широко отмечалось в России в 1998 году. В сборнике: Сергеев-Ценский Серг.