Книга японских обыкновений - [11]

Или вот еще. Японцы твердо (и справедливо, конечно же) полагали что еда бывает более и менее полезная. Это ее свойство они связали с течением времени. В результате появилось великое множество «диетическо-хронологических» трактатов, в которых указывалось, когда какой продукт потреблять можно, а когда — нежелательно. В одном из этих трактатов (автор, похоже, попался с изрядным чувством юмора) запреты формулировались так: в первой луне нельзя есть сырой лук и мясо кабана; во второй — зайчатину и рыбу, выловленную в день «тигра»; в третьей — маленькие головки чеснока; в четвертой — большие; в пятой — травунира (идет на приправу) и фазана, в шестой не рекомендовалось пить воду из пруда, в седьмой — есть мед, в восьмой — имбирь, в девятой — мясо кабана и заиндевевшую тыкву, в десятой — имбирь и заиндевевшие овощи, в двенадцатой (в одиннадцатой вроде бы все позволено было) — подъедать за мышами.

И вот представьте себе ситуацию, когда японцам со своими годовыми и часовыми «собаками» и «быками» пришлось вписываться в мировую хронологию, диктуемую Западом. Поначалу, правда, держались они молодцами и печатали всяческие переводные таблицы для запутавшегося населения. Были и такие, кто серьезно утверждал, что «наше японское время — лучшее в мире». Но потом все-таки не выдержали — решили, что японской плетью европейского обуха не перешибешь. Животных, таких привычных, домашних и почти что ручных, жаль было, конечно, но что тут попишешь, если хочешь быть принятым в мировую геополитику с мировой же торговлей.

Итак, первого января 1873 года лунный календарь был официально отменен — на смену ему пришли календарь солнечный (григорианский) и европейская система лето- и часосчисления. Но все-таки держалась отчасти и родной традиции — с 1873 по 1945 год официальные солнечные календари публиковались исключительно родовым храмом правящего императорского рода — не в последнюю очередь потому, что его прародительницей является богиня солнца — Аматэрасу («Светящая с неба»). К тому же это было правильно и с той традиционной точки зрения, что именно император является «хозяином» времени и устанавливает его ход.

Логика эта была всем понятна — ведь и самые ранние японские правители не стеснялись издавать указы относительно того, когда с постели вставать надо. Ну вот хоть такой, из VII века исходящий:

«Всем чиновникам, обладающим рангом, ежедневно собираться в час тигра (то есть около четырех утра) с внешней стороны южных ворот государева дворца. Вместе с восходом солнца пройти в сад дворца и поприветствовать государя. После чего приступать к работе. Опоздавшие во дворец не допускаются. Уходят же пускай после того, как услышат удар колокола, возвещающий час быка (около полудня)».

И в последующие времена ранний подъем рассматривался как одна из основных добродетелей. В широко распространенных средневековых наставлениях сыновьям отцы неизменно подчеркивают необходимость быть на ногах как можно раньше. Даже присловье такое в ходу было: «Встать пораньше — все равно что три монеты заработать» (чем, собственно, это от «время — деньги» отличается?). Да и князья регулярно распоряжались, чтобы «народ» по утрам ни в коем случае не залеживался. Настоящей печи с лежанкой в японском карточном домике предусмотрено, правда, никогда не было — так что этому народу подъем все-таки полегче давался.

Вот так вот — где собственным разумением, а где и палкой княжеской воспитывалось японское трудолюбие. Именно благодаря ему и «вписалась» Япония в западный мир, когда в том настала нужда (она же — историческая необходимость). И часов наклепала — уже и не сосчитать. Причем не в последнюю очередь потому, что к тем годам японцы сами были приучены ценить время.

«Настоящие», механические часы появляются в Японии только с приходом европейцев в XVI веке. Первые такие часы были подарены иезуитом Франциском Ксавье князю Оути. Конечно, не просто так, а за разрешение проповедовать христианское вероучение. Небольшая японская делегация, побывавшая чуть позже в гостях у папы римского, не преминула обзавестись еще одним экземпляром заморской диковинки. Интерес к часам, конечно же, был велик, но с запрещением христианства и полным закрытием страны для въезда-выезда в 1637 году на подарки или на покупки особенно рассчитывать было нечего. Разве что совсем уж по особому случаю.

Однако, покопавшись в уже имевшихся часовых механизмах, японские мастеровые люди довольно быстро сообразили что к чему и стали делать часы сами.

Как тут не вспомнить наше присловье: «Бей русского — часы сделает»? Сделать-то, конечно, сделает, да только потом посмотреть на них поленится.

Вполне контрастный по отношению к Японии пример представляет собой соседний Китай. Вот уж казалось бы — и идей там родилась уйма, и искусных мастеров было не меньше. И клепсидру (водяные часы) придумали, и огненные часы. Столько всего наизобретали, что скучно, может, им потом сделалось? Нет, не привились там тогда механические часы — чужое это, с имперскими привычками несообразное. Что от этих «белых варваров» путного ожидать можно? Завозили, разумеется, часы и в Китай, но стояли они в домах людей побогаче для украшения и экзотики. И у китайского императора во дворце их было больше четырех тысяч, и у некоторых особо приближенных особ — десятками. Но ценилась при этом не столько точность, сколько богатство экстерьера. Сокровище это было и прихоть. Потому что, видать, торопиться им в их вечной империи было некуда.