Книга власти - [13]

Я развернулся и быстро пошёл к стойбищу, меня распирала ярость и злоба, и быть может, это было глупо возвращаться к племени так, днём, и пытаться наказать кого-то прилюдно. Но злоба затуманила мой рассудок, и как же иначе? И теперь я превратился в того льва, что полез за мной на дерево, не понимая, что так и было задумано охотником изначально. Но одно дело судить других, другое дело наступать на грабли самому. Хотя тот, кто убил моего сына, тоже не обладал стратегическим мышлением, и вёл себя как трусливый запуганный зверёк, испугавшийся своим жалким свинячьим сердцем и куриным мозгом возмездия. Зверёк, который понял, что за содеянное придётся отвечать уже после совершения действия. И самое обидное, я понимал, они убили его не зато, что мой сын задирался или вёл себя как свинья. Они убили его просто ради его вещей, ведь моему сыну принадлежало много искусно сделанных вещичек и оружия, которое тот сделал своими руками, либо мои подарки ему, именно поэтому он был голым, соплеменники ограбили его. Убивая они хотели получить его вещи, но не понимали, что после его смерти, уже некому будет делать эти вещи, которые, кстати, скоро придут в негодность. Просто, например, какому-нибудь полу вождю или Киви приглянулись сапоги моего сына, именно сейчас, сиюмоментно, и он очень захотел их иметь, сделать сапоги сам он не мог и не умел, и потому решил просто отнять. Такое происходило пару раз в прошлом, правда тогда я жестоко наказывал тех, кто отнимал вещи моего сына, а теперь... Теперь... Да, типичная психология человеко-животных во все времена, увидел у чужого человека красивую побрякушку, захотел обладать ею, убил и ограбил. А ещё наложились такие факторы как жадность, безнаказанность, видимая слабость жертвы, стадный инстинкт, ощущение себя частью большой стаи, долговременная ненависть и банальная зависть. Потому что на самом деле, если ты животное хочешь обладать хорошими сапогами, возьми и сделай сам, не можешь сделать сам сапоги, сделай что-то другое, обменяй. Не умеешь делать сам, терпи, но не грабь. Просто, если ты не умеешь работать сам и делать что-либо, не можешь заработать, то не разевай рот на то, что не заслужил, на чужое. Но людо-звери никогда не понимали такой простой справедливой истины. Никому из нападавших и в голову не пришло, что эти вещи принадлежат моему сыну потому что он сделал их своими руками, и только поэтому никто не имеет права их отнимать.

Когда я подошёл к ограде, все входы были заложены ветками, племя трусливо сидело за ними, целясь в меня палками с каменными и костяными наконечниками, которые я научил их делать, и метательными дротиками с ядом. Они боялись, я думаю, в убийстве и последующей делёжке участвовали вообще все, хотя конечно, самое ценное досталось полу вождю и его молодым и сильным самцам, а остатки и вещички малой ценности достались той части племени, что не имела мышц, женщинам и детям.

-Убирайся! Мы не хотим больше тебя видеть! Проваливай уродец! Уродец! Уродец! Уродец!

В их гвалте я почувствовал страх, и даже ужас, и только ощущение стаи удерживало их от того, чтобы просто убежать. Они кричали, и тем ободряли друг друга. И всё же их смелости не хватало, чтобы напасть на меня, хотя в племени сейчас было не меньше двадцати молодых и сильных воинов и охотников, и они бы справились со мной вместе. Но они боялись.

-Выдайте мне тех, кто убил моего сына, и я уйду.

-Твой сын умер сам! Убирайся уродец. Убирайся! Ты уродец, ты уродец, ты просто уродец. Ты не нужен племени, такие как ты, позор племени, мы не хотим больше тебя видеть.

Они все гигали каркали моё имя и причитали, по большому счёту это были даже не люди, а просто трусливая стая злобных оборзевших до безобразия и вместе с тем напуганных до смерти макак.

И они привели меня в бешенство, я размахнулся и всадил прямо сквозь ветки ограды своё копьё тому ближайшему воину, до которого дотягивался. Это был один из молодых воинов, что поддерживал молодого, теперь уже не полу, а вождя. Практически сразу в меня воткнулось несколько дротиков с ядом, которые я сам им изготовил, и я понял, что часть яда попала в кровь, но по болевым ощущениям не слишком много, чтобы умереть мгновенно, меня спасла одежда. И они стаей бросились на меня. Я размахнулся копьём и поразил ещё нескольких воинов племени, но раны были не смертельными. Они попытались окружить меня, я отступал с боем, мы сражались несколько минут, меня сильно спасали мои кожаные доспехи. Оружие каменного века не слишком смертоносно на самом деле, их заточенные палки с не слишком острыми каменными и костяными наконечниками, при непрямых ударах вообще не слишком опасны для меня. В принципе сделать достаточно острый костяной наконечник можно, и у меня такие и были, но мои соплеменники были довольно криворукими созданиями, и у них такого оружия почти не было, за исключением тех ножей, что они отняли у моего сына. Они конечно пытались привязывать острые куски костей к палкам, подражая мне, но получалось у них не очень. Всё же я понял, что с этой стаей не совладать, тем более, мне быстро становилось дурно от яда, я бросился к реке, и за секунды переплыл её, остальные не рискнули. Они даже не пошли к броду, чтобы догнать меня, они просто стояли с другой стороны реки, в двадцати метрах от меня, и грозно вели себя как макаки. Я думаю, если бы у них были бы бананы под рукой, они кидались бы ими в меня. Я же лёг, и стал аккуратно выдавливать яд дротиков, он уже впитался, и я чувствовал себя нехорошо, но предполагал, что смертельной дозы не получил. Я собрался с силами, поднялся, и побрёл прочь.