Книга утраченных имен - [12]

Сначала Ева осторожно вверху и внизу удостоверения нарисовала голубыми чернилами круги и постаралась, чтобы верхний круг слегка задевал ее фотографию, а затем аккуратно нарисовала эмблему Национальной полиции Франции. Сложнее всего было подделать буквы на печати, но Ева успокоилась и стала осторожно выводить их. Закончив, замерла на несколько секунд, чтобы полюбоваться результатом своего труда. Она нарисовала точно такие же печати на удостоверении личности матери, а потом темно-синими чернилами подделала печать с датой. Затем промокнула чернила на обоих удостоверениях полотенцем для рук мадам Фонтен и облегченно вздохнула, увидев, что четкие линии немного смягчились и расплылись, как будто они в самом деле были нанесены резиновыми печатями.

Ева откинулась на спинку стула и принялась рассматривать удостоверения. Она тяжело дышала, но ужас, который сдавливал ей грудь с того момента, когда она увидела, как ее отца уводила полиция, вытеснила легкая, едва уловимая надежда. У нее получилось. Вышло, конечно, не совсем безупречно, но, если документы не будут рассматривать слишком придирчиво, возможно, они сойдут за настоящие.

С разрешениями на проезд все оказалось намного проще: Еве нужно было на пишущей машинке заполнить в бланках только имена, даты и места рождения, профессии, адреса, национальности и так далее. Она быстро достала ее и принялась за дело. Свои художественные навыки ей пришлось применить только в подделке черной печати с гербом Третьего рейха – нацистским орлом. Ева осторожно перерисовала птицу, которая сидела, расправив крылья, на свастике, а затем точно скопировала немецкие буквы, располагавшиеся вокруг рисунка. Рядом с телом орла она постаралась аккуратными печатными буквами скопировать слово Dienststempel[8]. Над графой «Пункт назначения» она немного задумалась, а затем написала название города, которое услышала от месье Гужона: Ориньон. Боже, она ведь, если ее попросят, не сможет даже найти его на карте. Она вообще ничего не знала об этом месте. Но Ева прогнала прочь сомнения, напомнив себе, что месье Гужон не стал бы рисковать и давать ей бланки, чтобы потом обмануть и направить в несуществующий город.

Со свидетельствами о натурализации и рождении было меньше всего проблем – Еве просто нужно было изменить свой почерк, сделав буквы более высокими и узкими, и внести туда ложные сведения. Подделка двух печатей: синей и черной казалась детской забавой после более сложных рисунков, которые ей пришлось изображать на других документах. С этой задачей она справилась быстро.

Ева уже собиралась приступить к подделке документов для отца – эту работу она оставила напоследок, на случай, если не успеет управиться с остальными делами, – когда услышала шуршание в замке входной двери. Она вскочила и спрятала поддельные документы и ручки под блузку, измазавшись синими чернилами.

– Доченьки? – послышался из коридора трубный глас мадам Фонтен сразу же после того, как захлопнулась дверь.

– Мама! – Колетт и Симона бросились в прихожую в объятия матери. В этот момент Ева вышла из гостиной.

Мадам Фонтен посмотрела искоса на Еву и, не сводя с нее глаз, продолжила обнимать девочек.

– Мадемуазель Траубе, вы все еще здесь? – спросила она, когда, наконец, отпустила девочек, сидевших на ее мощных коленях, и поднялась с пола.

– Да, разумеется, – ответила Ева.

Вместо того чтобы поблагодарить ее, мадам Фонтен нахмурилась:

– А ваша мать?

– Я тоже здесь. – Мамуся вышла в коридор из дальней комнаты. Ее глаза были все еще бессмысленными и остекленевшими, а две пряди ее волос заплетены в косички – без сомнения, это сделали девочки. – Мадам Фонтен, с вашей матерью все хорошо?

Мадам Фонтен лишь презрительно фыркнула:

– Здоровье моей матери вас не касается. И я буду благодарна, если вы немедленно освободите мою квартиру.

Мамуся несколько раз удивленно моргнула:

– Я просто хотела вам помочь.

– Мне не нужна помощь от еврейки.

Симона бегала кругами и что-то бормотала себе под нос, но Колетт наблюдала за разговором с таким потрясенным видом, словно она болельщица, которая следит за напряженным матчем на стадионе «Ролан Гаррос».

– Однако сегодня ночью это не помешало вам обратиться к нам за помощью, – резким голосом возразила мамуся. – Ее взгляд был уже не бессмысленным, а холодным, как лед.

– Да. Но теперь из-за вас я попала в неприятное положение – я укрываю беженцев, – возмутилась мадам Фонтен.

Мамуся открыла рот, чтобы ответить, но Ева, быстро подойдя к ней, крепко сжала ее руку.

– Мы уже уходим. Правда, мамуся?

– Почему она ведет себя так, словно мы непрошеные гости? Ведь мы были так добры к ней! – воскликнула мамуся. – И это после того, как полицейские арестовали твоего отца.

– Хотя бы одного из вас они все-таки задержали, – пренебрежительно всплеснула руками мадам Фонтен.

– Да как вы можете… – начала мамуся, но Ева уже тащила ее к двери.

– Мадам Траубе? Мадемуазель Траубе? – спросила Колетт своим тоненьким голоском. – Вы уходите?

– Боюсь, у нас нет другого выхода. – Ева злобно посмотрела на мадам Фонтен. – Похоже, мы слишком задержались здесь.

– Может, вы придете в другой раз и мы с вами поиграем? – спросила девочка, когда Ева прошла мимо нее, продолжая тащить за собой мать. Ева взяла чемодан, но машинку пришлось оставить. Слишком уж она была тяжелой и к тому же могла вызвать подозрения.