Книга тысячи и одной ночи - [108]

И тогда дворец перевернулся от воплей, и весть об ртом дошла до султана, и жители города услышали о кончине аль-Фадла ибн Хакана, и заплакали о нем дети в школах. И его сын Нур-ад-дин Али поднялся и обрядил его, и явились эмиры, везири, вельможи царства и жители города, и в числе присутствующих на похоронах был везирь аль-Муин ибн Сави. И кто-то произнес при выходе похорон из дома:

"В день пятый расстался я со всеми друзьями

И мыли потом меня на досках от двери.

И сняли все то с меня, в чем прежде оцет я был,

И снова надели мне одежду другую.

Снесли меня четверо на шеях в моленную,

И многие близ меня с молитвой стояли;

С молитвой нагробною, когда ниц не падают,

И все, кто мне другом был, о мне помолитесь.

Потом отнесли меня в жилище со сводами,

Где дверь не откроется, хоть кончится время".

И когда схоронили аль-Фадла ибн Хакана в земле и вернулись друзья и родные, Нур-ад-дин тоже вернулся со стенаниями и плачем, и язык его состояния говорил:

"В день пятый уехали они перед вечером.

Когда попрощались мы — простились и тронулись.

И только уехали — за ними душа ушла.

"Вернись", — я позвал ее, — спросила: "Куда вернусь?

В то тело, где духа нет и крови иссякнул ток,

Где кости одни теперь гремят и встречаются?"

Ослепли глаза мои от плача безмерного,

И на уши туг я стал — не слышат они теперь".

И он пребывал в глубокой печали об отце долгое время и в один из дней, когда он сидел в доме своего отца, вдруг кто-то постучал в дверь. И Нур-ад-дин Али поднялся и отворил дверь, и вошел один из сотрапезников и друзей его отца, и поцеловал Нур-ад-дину руку, и сказал: "О господин мой, кто оставил после себя подобного тебе, тот не умер, и таков же был исход для господина первых и последних. О господин, успокой свою душу и оставь печаль!"

И тогда Нур-ад-дин перешел в покой, предназначенный для сидения с гостями, и перенес туда все, что было нужно, и у него собрались его друзья, и он взял туда свою невольницу. И к нему сошлись десять человек из детей купцов, и он принялся есть кушанья и пить напитки и обновлял трапезу за трапезой и стал раздавать и проявлять щедрость.

И тогда пришел к нему его поверенный и сказал ему: "О господин мой, Нур-ад-дин, разве не слышал ты слов кого-то: "Кто тратит не считая — обеднеет не зная", а поэт говорит:

Я деньги храню и дальше от них гоняю —

Известно ведь мне, что дирхем — мой щит и меч мой,

И если раздам я злейшим врагам богатство,

Сменю средь людей я счастье свое на горе.

Так съем же их я и выпью я их во здравье,

Не дав никому из денег моих ни фельса,

И буду хранить богатства свои от всех я,

Кто скверен душой и дружбы моей не хочет.’

Приятнее так, чем после сказать дурному:

"Дай дирхем мне в долг, — я пять возвращу — до завтра",

А он отвратит лицо от меня, и будет

Душа тут моя подобна душе собаки.

Как низки мужи, лишенные состоянья,

Хоть были бы их заслуги ярки, как солнце.

О господин, эти значительные траты и богатые подарки уничтожают деньги", — сказал он потом.

И когда Нур-ад-дин Али услышал от своего поверенного Эти слова, он посмотрел на него и ответил: "Из всего, что ты сказал, я не буду слушать ни слова! Я слышал, как поэт говорил:

Коль есть у меня в руках богатство и я не щедр,

Пусть будет рука больна и пусть не встает нога!

Подайте скупого мне, что славен стал скупостью,

И где, покажите, тот, что умер от щедрости!"

"Знай, о поверенный, — прибавил он, — я хочу, чтобы, если у тебя осталось достаточно мне на обед, ты не отягощал меня заботой об ужине".

И поверенный ушел от него своей дорогой, а Нур-ад-дин Али предался наслаждениям, ведя приятнейшую жизнь, как и прежде, и всякому из его сотрапезников, кто ему говорил: "Эта вещь прекрасна!" — он отвечал: "Она твоя как подарок". А если другой говорил: "О господин мой, такой-то дом красив!" Нур-ад-дин отвечал ему: "Он подарок тебе".

И Нур-ад-дин до тех пор устраивал для них трапезу в начале дня и трапезу в конце дня, пока не провел таким образом год. А через год, однажды, он сидит и вдруг слышит: девушка Анис аль-Джалис произносит стихи:

"Доволен ты днями был, пока хорошо жилось,

И зла не боялся ты, судьбой приносимого.

Ночами ты был храним и дал обмануть себя,

Но часто, хоть ночь ясна, случается смутное".

Когда она кончила говорить стихотворение, вдруг постучали в дверь, и Нур ад-дин поднялся, и кто-то из его сотрапезников последовал за ним, а он не знал этого. И, открыв дверь, Нур-ад-дин Али увидел своего поверенного и спросил его: "Что случилось?" И поверенный отвечал: "О господин мой, то, чего я боялся, — произошло". — "А как так?" — спросил Нур-ад-дин, и поверенный ответил: "Знай, что у меня в руках не осталось ничего, что бы стоило дирхем, или меньше, или больше, и вот тетрад с расходами, которые я произвел, и записи о твоем первоначальном имуществе".

И, услышав эти слова, Нур-ад-дин Али опустил голову к земле и воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!"

Когда же тот человек, который тайком последовал за ним, чтобы подслушать, услыхал слова поверенного, он вернулся к своим друзьям и сказал: "Что станем делать? Нур-ад-дин Али разорился".

И когда Али Нур-ад-дин вернулся к ним, они ясно увидели у него на лице огорчение, и тут один из сотрапезников поднялся на ноги, посмотрел на Нур-ад-дина Али и спросил: "О господин, может быть ты разрешишь мне уйти?" — "Почему это ты уходишь сегодня?" — спросил Нур-ад-дин, и гость ответил: "Моя жена рожает, и я не могу быть вдали от нее. Мне хочется пойти к ней и посмотреть ее". И Нур-ад-дин позволил ему.