Книга теней - [3]

В одной из свободных спален Олив обнаружила древний комод, полный носовых платков и кружевных панталон, и еще перчатки с жемчужными пуговицами, и старые очки. Кроме того там были нитки искусственного жемчуга и бусин из цветного стекла, надев которые можно было поиграть в Клеопатру или в королеву Гвиневеру. Хотя мистер Хэмберт и сказал, что все в доме теперь принадлежит им, Олив всегда аккуратно заворачивала украшения и перчатки в бумагу и убирала обратно в комод, как они лежали до того. Почему-то ей казалось, что так правильнее. Будто она попала в музей, где с экспонатами можно играть, а не просто разглядывать их через стекло.

И все же Олив скучала по своей старой квартире, где выкрашенные в бежевый цвет стены стыковались под идеально прямыми углами, где не было неожиданных закутков, изогнутых коридоров, скошенных потолков, о которые вечно стукаешься лбом, выбираясь из ванны. Этот новый дом так и норовил ее подловить.

Данвуди до этого сменили множество квартир, но все они почему-то казались Олив одинаковыми. Все располагались в трехэтажных кирпичных домах, с одинакового цвета стенами и одинаковой формы окнами. Можно было случайно забрести в соседскую гостиную (если дверь оказывалась отперта), лечь на диван и включить телевизор и только потом сообразить, что ты не у себя дома. С Олив такое случалось не один раз.

Но каменный дом на Линден-стрит никто и никогда не перепутал бы с другим. Обветшалый, потемневший и странный, он был полон всяких закоулков, куда никогда не попадал свет. Когда менялся ветер, дом скрипел и стонал, словно выла собака или хныкал ребенок. Олив никогда еще – даже в приемной доктора, даже в школьном спортзале – не чувствовала себя такой чужой и одинокой.

К тому же картина у лестницы явно скрывала какую-то тайну. В первый вечер Олив стояла перед ней добрых полчаса, пока глаза не съехались к переносице, отчего ветви словно вылезли за рамку. Ничего. Ничего, кроме ощущения, что с картиной что-то не так.

И не только с этой.

Все картины в доме оставляли у нее в душе такие же странные ощущения. Прямо напротив двери в ее спальню висел пейзаж с убегающими вдаль холмами и крохотным рядом домиков на заднем плане. Небо было вечернее, и окна не светились. Но выглядели дома совсем не так, как если бы они спокойно спали в ожидании рассвета и нового дня, а так, будто затаили дыхание от ужаса. Словно скорчились под ветвями и задули свечи, стараясь остаться незамеченными. «Вот только чего они так боялись?» – размышляла Олив.

В тот вечер, когда семья впервые осталась в доме ночевать, миссис Данвуди поднялась уложить Олив в кровать. Девочка услышала мамины шаги на скрипучей лестнице и неохотно оторвалась от разглядывания картины. Она быстро кинулась в свою комнату и с такой скоростью зарылась в одеяла, что сбросила на пол несколько подушек.

– Приготовилась ко сну, солнышко? – спросила миссис Данвуди, заглядывая в дверь.

– Да.

– Умница. – Ее мать зашла в комнату и присела на краешек высокой, скрипучей кровати. – Тебе удобно?

– Угу, – промычала Олив.

– Я знаю, что нужно время, чтобы привыкнуть, солнышко – и к новой комнате, и ко всему остальному. Но я уверена, уже через пару дней ты почувствуешь себя здесь как дома. Разве это не замечательно иметь такой большой дом и сад, где можно играть?

– Ага… наверно. Не знаю.

– Просто подожди немножко. Сама увидишь.

Миссис Данвуди встала. Матрас легонько подпрыгнул.

– До утра, – прошептала она с порога.

– Э-э-э… мам? – позвала Олив, когда та уже закрывала дверь. – Тут что-то… мне кое-что… не нравится.

– Что?

– Видишь картину у меня перед дверью? Она мне не нравится. Она какая-то… жуткая.

Олив вылезла из кровати и прошлепала в коридор, где стояла ее мама, хмуро разглядывая картину.

– Вот эта, с домиками? – с сомнением спросила миссис Данвуди. – А что тебе кажется жутким?

– Они как будто… – прошептала Олив, чувствуя себя ужасно глупо. – Они как будто боятся. Такое чувство, что они пытаются делать вид, что спят, притихли… как будто идет что-то страшное.

– Хм-м-м, – протянула миссис Данвуди, пытаясь согнать с лица скептическое выражение. – Ну, давай тогда просто ее снимем?

Она взялась обеими руками за тяжелую деревянную раму и потянула. Но картина не двинулась с места.

– Странно, – сказала миссис Данвуди.

Потом попробовала потянуть вверх, на случай если полотно висело на крюке. Но безрезультатно.

– Очень странно.

Крепко упершись ногами в покрытый ковром пол коридора, миссис Данвуди хорошенько ухватилась за нижние углы рамы и дернула изо всех сил. Олив показалось, что либо рама расколется надвое, либо у ее мамы соскользнут руки и она шлепнется на пол. Но ни того, ни другого не произошло.

– Уф! – выдохнула миссис Данвуди. – Намертво застряла. Клеем ее к стене приклеили, что ли… или, может быть, обои со временем слиплись с холстом. Наверное, если ее намочить… – Миссис Данвуди не договорила, мысленно перебирая многочисленные гипотезы.

– Лучше завтра разберемся, – опомнилась она и повела Олив обратно в спальню. – А пока что давай я опять тебя уложу.

Укутав Олив в одеяла до самого подбородка и разгладив складки у изножья, она спросила: