Книга теней - [195]

И оно сработало, это показное высокомерие: разозлило инкуба, отвлекло его внимание. Языки пламени взметнулись вверх, коснувшись красного мрамора камина. Прежде чем инкуб успел осквернить воздух бранью, я вновь заговорила:

– Если так… если так ты собираешься «отблагодарить» меня, я отвечу: «Спасибо, не надо». – И еще раз повторила: – Ступай! Приготовь берлин к дороге.

Было трудно не смотреть на эту красоту, при всей ее иллюзорности. Но я не повернулась к инкубу, а глядела на языки пламени в камине и по их поведению поняла, что отец Луи сдался и ушел.

Единственное, чего я желала, – покинуть эту комнату, покинуть замок (какой нелепой виделась мне теперь его кричащая броскость, его грубая и наглая огромность) и вновь пуститься в путь. Я вышла в холодные, темные залы, миновала Chambre de Parade , совсем не думая о тех, кому случалось ночевать здесь. Сходя по знаменитой лестнице, я слышала, испытывая какое-то необъяснимое презрение, эхо от стука украшенных драгоценными камнями каблуков, шелест великолепных процессий, спускавшихся по этим ступеням на протяжении столетий, – странно, но эти вызванные воображением звуки ничуть не взволновали меня… Я поспешила вниз по настоящим, не призрачным ступеням, но остановилась, когда мои мысли приняли более практическое направление: у меня не было кучера. Отец Луи, отпустив Мишеля, сам занял его место на козлах. Что теперь делать? Мне никогда не доводилось управлять даже ручной тележкой, что уж говорить о чудовищно большом экипаже, влекомом упряжкой лошадей!

Выйдя во внутренний двор, я остановилась среди давящих каменных башен, поблескивающих от росы. Судя по высоте солнца, было часов шесть-семь. Берлин стоял тут же. Нетерпеливо переступали ногами запряженные лошади. Я же отнюдь не испытывала нетерпения, потому что внезапно осознала: получивший отпор отец Луи наверняка почувствует злобную радость, увидев на козлах меня!

Когда я приблизилась к карете, которая с каждым шагом выглядела все более угрожающе и нелепо, ворота, через которые мы въехали во двор, внезапно со скрипом отворились.

– Нет. Так дело не пойдет, – сказала я, уперев руки в бока и качая головой. – Я не влезу на козлы.

Только лошади отозвались мне в ответ: они замахали хвостами, закивали головами, исторгая пар из раздутых ноздрей.

– Нет! – настойчиво повторяла я, обращаясь на этот раз к лошадям.

И тогда я услышала полный яда голос отца Луи: «Эта работа – для мужчины ». Я громко выругалась в его адрес, хотя священника нигде и не было видно, вскарабкалась на козлы и взяла вожжи. Что еще мне оставалось делать?

Лошади натянули поводья. Прямо передо мной – широко открытые ворота. «Это не так уж трудно», – сказала я себе; не знаю, кого я хотела успокоить – себя или лошадей. Неловкое движение запястьями – и кожаные поводья провисли, а лошади подались на пару шагов вперед. Я уж и этому была рада: медленное продвижение – все же продвижение, не так ли? И тогда мой невидимый демонический друг заставил поводья каким-то образом ожить в моих руках! Они, словно змеи, кусали и жалили лошадей! Быстрое приказание, отданное понятным для лошадей тоном, – и эта хитрая штуковина, конфетно-красивый экипаж, на козлах которого я восседала, понесся вперед и в один миг оказался за пределами замка. Я откинулась на кучерскую скамью с низкой спинкой, поглядела вниз на стремительно мчащуюся навстречу землю: слишком далеко, чтобы прыгать, слишком высоко, чтобы падать, поэтому я изо всех сил старалась удержаться на месте, закрыв глаза, когда в какой-то момент показалось, что мы вот-вот налетим на ворота, лишившись при этом левого бока берлина.

Однако мы сумели как-то проскочить, и я ощутила едва ли не ликование. Смех священника становился все слабее и слабее, как отдаленное птичье пение. А потом запели настоящие птицы: мы побеспокоили обитателей парка. Я внимала их пению, слышала скрежет гравия под колесами кареты. Возможно, лошади знали дорогу, возможно, их направлял священник. Хочу сказать, что хотя я и сжимала поводья, но в том, что мы вновь выехали на Прибрежную дорогу, вовсе не было моей заслуги.

И вновь мы ехали вдоль реки. Надо сказать, я так и не приноровилась к роли кучера, но тем не менее выполняла ее, потому что, как сказал инкуб, «эта работа – для мужчины».

Итак, тем ранним утром, удаляясь от Шамбора, я прислушивалась к бормотанию реки, скрипу больших колес экипажа, восхищалась мощным движением коней, наблюдала, как солнце поднимается все выше и выше. Его свет озарял нижние края легких облаков: все цвета природной палитры ярко сияли. Фиолетовый и бледно-розовый, напоминающий о гладкой внутренности морских раковин, уступали перламутровому, темно-коричневому и медово-желтому, по мере того как поднималось солнце, раскидывая все шире свои лучи, навевая дрему. Отражения теней играли на речной глади. Свет струился сквозь еще не опавшую листву деревьев, теряясь в ветвях, Я успокоилась, отдавшись во власть света, который я помню куда более отчетливо, чем многое из того, что казалось мне необычным прежде или после.

Было еще рано, когда мы подъехали к деревне, а так как старые люди встают раньше молодых, первыми на нашем пути оказались старики, компания стариков, которые удили рыбу с двух скамеек, стоявших у самой реки. К ним и обратилась я с вопросом: не знают ли они, где можно нанять кучера до Буржа, а возможно, и дальше?