Книга сновидений - [19]

* * *

9. Навигатор 3.

Как применить, а тем более примирить два по отдельности вполне приемлемых для мысли и иногда для жизни понятия:

1. Непобедим, но познаваем?

2. Не слишком тереби мозгулину!

Как их надолго совместить? Как надежно сопоставить? Возможно ли это вообще, нужна ли кому такая частность?

Возможно ли крикнуть внутри "Книги сновидений", что: "Навигатор проснулся!", или: "Очнулся!"? Нужны ли эти крики: "Едууут!"? Позволителен ли в такой книге крик вообще? Тот крик, который и победим, и познаваем.

И еще — что делать с презрением, вполне человеческим чувством? Делить ли его на женское и мужское? И как относиться к тихим, едва слышным сквозь сон сознания подсказкам?

"Ты должен сторожить собаку!" — именно такую подсказку услышал навигатор Суппо Стейт в момент протяжности, в состоянии времени, что течет как надо, в пространстве, что белеет влажным снегом и шумит похожим на само время холодным водным потоком, но не испугался, а лишь только возмутился, зная, что предназначение и судьба различны. Он даже усмехнулся этому предназначению, выбору, предложенному судьбой.

Но он должен спешить, успеть, не опоздать… куда? В то здание, которое, вероятно, называется библиотекой. Он не носит ни кольчуги, ни бронежилета, а голову не защищает шлем или титановая сфера, и от этого тело его открыто дружественному ветру, а мысли случайным движениям свободы. Он бедный художник, он нищий поэт, в его карманах пустота, уже привычная, но все еще неудобная, и часто на отставленной палитре сохнут с неба не падающие краски, а в позабытой чернильнице испаряются дешевые чернила.

Но он чувствует, что что-то здесь не так, что он все же профессиональный навигатор, а не поэт или художник, что кто-то, своей ленивой, но сильной волей поместил его разум в тело поэта, или душу поэта в его сильное тело. Ему не нравится такое совмещение — ведь тело ждет действий, а разум приказа. И что ему делать с ненужной душой? Но при этом при всем он спешит в старое здание, называемое библиотекой — словом, похожим на неизбежность.

— Посмотри, — указала непонятная, невнятная женщина, проведя его мимо книжных стеллажей и пыльных фикусов и подведя к окну, — ты должен сторожить вон ту собаку.

Внизу, в черно-белом, как и весь этот сон, дворе, он увидел старого пса — большую и медлительную овчарку, и даже вспомнил ее имя — Гуам, и ужаснулся своему, он понял это, воспоминанию. Это имя подсказал или напомнил тот, кто допустил неудобное совмещение и подвел его к окну и, наверное, рассмеялся, наблюдая за совмещением со стороны. А он не согласен с неудобством и воспоминанием, он хочет проснуться и не видеть старой собаки, которая сторожит библиотеку, которую в свою очередь должен сторожить он сам. И не смотря на то, что он сознает разницу между предназначением и судьбой, его все равно пугает ее кличка, простое слово, буквосочетание, звукопостроение непонятного, не для него предназначенного смысла. Он хочет, чтобы поскорее перестал стрекотать кинопроектор, чтобы побледнел экран от рвущегося сквозь плотные шторы света. Он смотрит на собаку сверху вниз, из окна во двор, он не хочет ее сторожить и боится, что собака почувствует это и поднимет голову, и тогда, встретившись с ее умным взглядом, он выкрикнет пугающее внутренним страхом слово: "Гуам!"

— Я это где-то слышал! — вскрикнул Навигатор, попав из быстрого холода ручья, что играет множеством льдистых струй, в медленный жар вязкой грязью кипящего болота.

— Все мы в какой-то степени приматы.

— Я не хочу сторожить собаку, — тише, спокойнее заявил он. А эти струи, они полны коротких жгущих мыслей и обжигающих ощущений. Эти множества сплетаются в длинные цепочки, и непонятно, что есть что, где следствия, а где причины. В болоте же порядок размышлений и, подчиняясь закону вязких смешений и температурному режиму, они то опускаются на дно, то поднимаются наверх.

— Не беспокойтесь, этого-то мы точно не допустим. Постараемся не допустить — ведь не все в нашей власти, какими бы могущественными мы себе или вам не казались.

— А я… я в вашей власти? — задал, наверное, главный, по крайней мере, сейчас интересующий его вопрос Навигатор насчет не самой всемогущей власти, уже различая цвета, уже отделяя черное от белого, взгляд от халата.

— В какой-то степени, да. Ваш вопрос говорит об этом. Но полной власти над вами нам и не нужно. Да вы и сами прекрасно это понимаете. К вам вернулось сознание, Суппо, а это само по себе хорошо. Это многое, но еще не все. Вы должны научиться пользоваться им правильно, а лучше вспомнить, как это делается, как вас этому учили. То есть к вам должна вернуться память.

— Она возвращается ко мне, доктор, но кажется, не только моя, — сопоставляя черноту взгляда и белизну халата, решил поскорее признаться Навигатор. — Кажется, я побывал в плену у чудовищ. Не по своей воле, но я заглянул в их мир. Тот мир ужасен, доктор, опасен не только своим внешним видом, но и внутренней сутью. И, тем не менее, одновременно… привлекателен, заманчив. Меня это пугает.

— Все мы в той или иной степени приматы, — повторил медицинскую мудрость белый доктор с черным взглядом. — На этот счет не стоит слишком уж теребить мозгулину. Непобедим, это еще не значит, что непознаваем. А непознаваем, не значит, что непобедим. Насколько я знаю, вы слишком близко приблизились к Леднику, слишком увлеклись погоней, разгорячились и застудили голову — сначала на ветру, а потом в ручье, или сначала в ручье, а потом на ветру. Такое бывает с молодыми навигаторами, не вы первый в моей практике, и не вы последний. Благодарите… — доктор немного покопался в той части памяти, что не относится напрямую к медицине, и уже затем произнес имя, — Хейлику Бактер. Насколько я знаю, именно ей вы обязаны жизнью.